— Но ведь приказ Ставки строго ограничил их применение по мирным городам, — напомнил комдиву Минин.
— Где вы видите мирный город!? Они уже положили почти тридцать моих парней и ещё больше положат, если мы не раскатаем эту крепость по кирпичикам. К тому же, я получал приказ Ставки на той войне, а не на этой, — властно изрек Петров и разложил на столе карту.
— Минометы разместим вот здесь. Это самое удобное место, для максимального накрытия крепости, — отметил на карте комдив, — и разверните поблизости зенитки в нужном количестве. Я не желаю лишаться дивизиона из-за внезапного появления авиации противника. На все про все полчаса. Вам всё ясно, майор?
— Так точно, товарищ комдив. Ваше приказание будет выполнено, — отрапортовал Визикин.
— Вот и отлично. Можете идти. А вам Кирилл Митрофанович, пора возвращаться в штаб. Мы здесь без вас справимся, — продолжал командовать Петров и комполка поспешил ретироваться.
Гвардейские минометы в батальон прибыли без задержки, уложившись в отведенные комдивом сорок минут. Звание гвардейцев обязывало к дисциплине и точности.
— Товарищ комдив, вверенный в ваше распоряжение дивизион гвардейских минометов, прибыл согласно вашему приказу. Командир дивизиона капитан Пуховой, — важно отрапортовал Петрову молодцеватый капитан. Привыкший к тому, что гвардейские минометы были элитными частями и подчинялись напрямую Ставке, Пуховой был недоволен тоном полученной радиограммы.
— Заместитель командира дивизиона старший лейтенант Засорин, — доложил худой долговязый офицер с густыми пшеничными усами.
— С прибытием товарищи офицеры. Сколько установок в вашем дивизионе, капитан?
— Согласно штатному расписанию двенадцать, товарищ комдив.
— Отлично. Необходимо уничтожить укрепленный пункт обороны врага, точнее — старую крепость. Засевший в ней гарнизон мешает нашему продвижению вперед. Уничтожить нужно как можно скорее, дорога каждая минута.
— Но к крепости примыкают жилые кварталы и при обстреле могут пострадать мирные люди. У нас был приказ… — начал Пуховой, но Петров оборвал его.
— Сейчас вы переданы в мое подчинение и, следовательно, обязаны выполнять мои приказы. В вашем снаряжении имеются снаряды со спецсредством?
— Так точно имеются, но их применение разрешено только в особых случаях и с одобрения штаба армии или фронта.
— Сейчас как раз такой особый случай, капитан. У меня нет времени, и возможности связаться со штабом фронта, поэтому всю ответственность я принимаю на себя. Приказываю зарядить половину установок снарядами со спецсредствами. Вам все ясно?
— Я не могу выполнить ваш приказ, товарищ подполковник, без санкции штаба фронта или штаба армии, — решительно заявил Пуховой, — только при наличии приказа сверху.
— Прекратите болтать ерунду, капитан Пуховой! Санкцию штаба фронта в лучшем случае я получу через два часа, а мне нужно подавить оборону крепости, сейчас, сию минуту. Потому что если мы не возьмем крепость в течение часа, то через полтора здесь будут немцы, и они спокойно уйдут за Эльбу! И продолжат воевать против нас. Вы это понимаете, капитан!?
— Повторяю, товарищ подполковник, без санкции штаба фронта я не могу…
— Хватит валять дурочку! — повысил голос Петров, — у меня нет времени заниматься бумажной волокитой. Вы примените спецсредства под мою ответственность, это приказ.
— Только с разрешения штаба фронта или, в крайнем случае, штаба армии, — отрезал Пуховой. Привыкший чувствовать себя маленькой, но элитой, капитан хотел заставить Петрова признать этот факт. Сначала жесткая радиограмма, затем требовательный тон подполковника, все это вызывало в душе у артиллериста неприязнь к комдиву и упершись в параграф инструкции, он намеревался стоять до победного конца.
— С вами все ясно, капитан. Никак не думал, что командир гвардейского дивизиона, окажется тыловым канцеляристом, для которого кусок бумаги важнее жизни солдатской, — с презрением молвил Петров, прочитавший позицию капитана до последнего знака.
— Я боевой офицер и не позволю говорить со мной в таком тоне! — взвился Пуховой, он собирался продолжить пламенную речь невинно оскорбленного человека, но комдив оборвал его.
— Какой вы боевой офицер, вы расскажете военному прокурору трибунала. Капитан Пуховой, за неисполнение боевого приказа вы отстраняетесь от командования. Старший лейтенант принимайте командование дивизионом.
— Но, я действовал согласно приказу! — стал энергично протестовать капитан, судорожно сглатывая слюну.
— Если вы рядитесь в одежду канцеляриста, то им надо быть, а не казаться. В Уставе четко написано, если вы не согласны с приказом вышестоящего командира, вы можете обжаловать его, подав рапорт командованию, но только после исполнения приказа. Силаев, уведите капитана, — приказал Петров начальнику охраны, а затем обратился к долговязому усачу. — Старший лейтенант Засорин, приступайте к командованию дивизиона. Вам все ясно относительно обстрела крепости?
У уводимого Силаевым капитана была огромная надежда, что Засорин проявит офицерскую солидарность и тоже откажется выполнять приказ комдива, но этого не случилось. Засорину было достаточно одного взгляда в прищуренные глаза комдива, чтобы понять, что тот не остановится ни перед чем и, если будет нужно, поставит во главе дивизиона старшину, сержанта или даже рядового. Потом он, конечно, ответит за свои действия, но это будет потом, а пока следовало выполнять полученные приказы.
— Так точно, товарищ подполковник, — вытянулся перед командиром во весь рост офицер.
— Тогда, я вас не задерживаю. В вашем распоряжении ровно тридцать минут на развертывание дивизиона. Письменный приказ о применении спецсредств вы получите перед началом обстрела. Идите, время пошло, — приказал Петров, и лейтенант вылетел на крыльях из штаба батальона.
Залп реактивных минометов БМ-31 накрыл Буйценау точно в указанное комбатом время. С протяжным гулом летели огромные снаряды по направлению старинной крепости, круша и уничтожая её каменные стены, зубцы и башни, а заодно и убивая засевших там поляков.
Двести восемьдесят снарядов не только превратили тевтонский оплот в руины, но ещё и подожгли его. В спецснарядах вместо взрывчатки находился напалм, который огненным дождем разлетался во все стороны. Упав на камни, дерево или землю он не только поджигал все вокруг себя. Он выжигал сам воздух и тот, кто оказался вблизи дьявольского огня, погибал от удушья.
Охваченная огнем крепость выла, гудела, стонала. Казалось, что это было живое существо, бьющееся в смертельных конвульсиях и судорогах. Огромные клубы гари вперемешку с пылью и ещё бог знает чем, поднимались к небу густыми волнами. Иногда порывы ветра на мгновения относили их в сторону, и тогда можно было разглядеть флагшток с, чудом уцелевшим, красно-белым знаменем.
