“…новая технология, “Малазо Мунгу”, позволяет создать абсолютную непроницаемость для всех видов радиации. Эта технология не является дорогостоящей и вполне по силам нашей стране. Такое заявление нам сделали ученые лаборатории.
— Проблема радиационного загрязнения, сильно раздутая в последнее время, — сказал нам руководитель проекта Сикх Гатхиа, — является для нашей лаборатории приоритетной. Оставим в стороне вопросы, связанные с паникой, охватывающей общество, едва речь заходит о ядерных отходах, гамма-излучении, радиации, атомных бомбах, электростанциях. Пусть этим занимаются социологи. Серьезным ученым и без того ясно, что все это, мягко говоря, несколько преувеличено. Мы работаем с радиацией много лет, плотно исследуем, в том числе и ее воздействие на человеческий организм. Так что мы знаем, что говорим. Но дело сейчас не в этом. Наконец мы можем похвастаться реальными успехами в области защиты от радиационного заражения. Материал не только защищает от проникающего излучения, но и не подвержен основным видам коррозии.
— То есть он почти вечен.
— Почти, — Сикх Гатхиа сдержанно улыбнулся.
— Скажите, какова область применения этого материала, технологии? Хотя это понятно сразу, но все же читателям будет интересен взгляд профессионала.
— В первую очередь, это атомные станции. Затем все, что так или иначе связано с радиацией. Реакторы, военная промышленность, исследовательские институты… Одним словом, везде, где излучение превышает естественный фон, может применяться “Малазо Мунгу”.
— А что вы скажете по поводу бесперспективности атомного оружия?
— Об этом говорить еще рано. Ведь материал проходит стадию лабораторных исследований. Поэтому о его конкретном применении, да еще в военных целях, пока упоминать не стоит.
— А если предположить, что…”
Потом журналист и завлаб долго и противно ласкали друг друга еще страницу.
В конце файла стояла приписка: “Количество публикаций, посвященных проблеме радиации и радиационного загрязнения, выросло за последние два месяца на 2 %. Из них положительных — 45 %. Разберись”.
Я набрала на видеофоне номер Джамаля. Аппарат судорожно пискнул, экран показал какие-то размытые полосы. Присмотревшись, я поняла, что это берет Джамаля, накинутый на телефон. Начальник отдыхает. Из динамиков доносилось судорожное всхлипывание. Начальник отдыхает не один.
Я деликатно, но громко прокашлялась.
— Кого там принесло?
— Меня, — ответила я.
А что еще принято отвечать в такой ситуации? Вполне может быть, что воспитанный человек повесил бы трубку. Решить, воспитанный я человек или нет, я не успела. Джамаль стянул берет с видео и радостно заулыбался. Одеться он при этом не соизволил.
— Привет! Решила сделать ставку?
— Нет. Хуже. Спросить.
Начальство изобразило удивленное выражение лица. На заднем плане я увидела двух девушек из обслуживающего персонала.
— Что означает “положительные публикации”?
Джамаль сделал брови домиком.
— Ну, на том диске, который ты мне дал…
— Ах, это! Да, помню. Это означает, что публикации в прессе давали положительную оценку тем или иным событиям, связанным с проблемой радиоактивного заражения. Этому вопросу уделяется сейчас почему-то большое внимание. И этот материал… Ты разберись, что к чему. Считай, что это целиком и полностью твоя операция. Хорошо?
— Все поняла.
— Тогда удачи.
— Погоди. А, — я слегка замялась, — каких результатов ты ждешь?
Джамаль пристально посмотрел на меня.
— Выясни, что не так с этим проектом.
— Ты уверен, что там есть что искать?
— Более чем.
Джамаль кинул берет в сторону и направился к постели. Некоторое время я рассматривала его поджарую задницу, а потом отключилась.
Перечитав снова статью, я почувствовала что-то знакомое. Неуловимо знакомый почерк. Дурацкое название проекта в переводе с суахили звучит, как “спящий Бог” или как-то похоже. Вздор, по идее, но странно беспокойно на душе.
Деревня Чандипур. 80 километров от Дели
Сегодня было особенно жарко. Солнце пристально рассматривало маленькую точку на карте, проникало своим обжигающим взглядом в каждую щель. Даже тень не могла воспротивиться этому вниманию. Лучи жгли через раскаленные крыши, сквозь вибрирующий от жара воздух. Городок задыхался в липких объятиях лета.
Высушенным до костей индусам все это было безразлично. В серых набедренных повязках вдоль дороги сидели старики, их глаза видели что-то в колышущемся мареве. Вездесущие коровы. Куры.
Маленькая точка на карте игнорировала пристальное внимание светила. Казалось, вся деревня погрузилась в какое-то странное подобие медитативного транса, ведущего прямиком в ночь, в нирвану, в пустоту.
Несмотря на общую в Индии перенаселенность, в Чандипуре можно было по пальцам пересчитать маленьких детей. Немногочисленные молодые мужчины постоянно мотались в соседние городки на заработки, часто не возвращаясь вовсе. Оставались толь-, ко женщины, дети и старики. Никто не жаловался. Никто не возражал. Деревня, бывшая раньше небольшим, но перспективным городком, умирала, таяла, как кусочек воска на горячей плите. Я жила здесь уже месяц.
Поселившись в доме у Хакима, я быстро нашла общий язык с хозяином и с его сыном. Сам Хаким почти все время пропадал в Дели, работая там в ресторане мойщиком посуды. Приезжал он, на моей памяти, только два раза, закатывал гулянку на всю деревню и уезжал обратно. Его сын, Джанар, был моим любовником. Молодой, поджарый, как волк-подросток, с правильными чертами лица и неутомимым восемнадцатилетним телом. Чудный парнишка.
К тому же он работал, как и вся молодежь в Чан-дипуре, в Лабораториях. Именно так, с большой буквы тут говорили о белоснежном, семиэтажном здании.
Лаборатории принадлежали какой-то мелкой подставной корпорации. Дальше названия я не продвинулась. При попытке копнуть глубже я столкнула такую лавину, что была вынуждена быстренько сделать ноги из Дели, где производила поиски по заданию Джамаля. Все, что мне удалось узнать, — это точка на карте, которую сейчас пристально рассматривало Солнце. Любая информационная ниточка перед тем, как оборваться, вела в Чандипур. К Лабораториям.
И вот я уже месяц хожу вокруг да около семиэтажного здания, как лиса вокруг недоступного винограда.
Словно дыра в пылающий ад, отворилась дверь, и на пороге возник Джанар. Заскочил внутрь, встряхнулся, как мокрый пес и прямо на пороге начал скидывать с себя пропыленную одежду.
— А не рано ли? — ехидно поинтересовалась я.
— Что не рано? — спросил он, путаясь в ремнях. Что за дурацкая мода пошла по всему миру вешать на пояс по четыре, а то и пять ремней?
