— Ну… Надо поискать… — вяло ответствовал Атанас. — Вообще-то мы к Доктору собирались.
— А, Доктор никуда не уйдет! — капризно махнула рукой Нинель. — Перекусим — и в четыре прыжка будем у него. Пошли съестное искать!
Перекусить действительно было б неплохо — Магнолия уже чувствовала некоторое голодное неудобство в районе желудка.
— И правда, Атанас! — поддержала она.
— Короче, держись за руку, — сказала ей Нинель, и они нырнули на первый этаж, в парфюмерный отдел.
Магнолия присела на низкую жесткую лавочку, а Нинель с Атанасом, выставив ладони перед собой, пошли вдоль прилавка, собирая всякую всячину. Время от времени с их стороны слышались негромкие азартные перепалки:
— И это возьмем!
— Фу-у, что ты, не надо!
— А я говорю — надо. Я пробовала. Сам потом спасибо скажешь.
Они вернулись с ворохом каких-то пакетиков и коробок, вывалили все на лавочку.
— Знаешь, чего б еще? — многозначительно сказала Нинель. — Такого вот мягкого, длинными полосками — из того отдела, где бумажками торгуют.
— А-а, точно! — кивнул Атанас и исчез.
— И тазик, тазик побольше прихвати, — крикнула Нинель ему вслед.
— Вот, значит… — она присела на лавочку и с видом заправского шеф-повара обтерла руки о подол нового платья. Весело подмигнув, приказала: — Открывай! Доставай! Распаковывай!
Они на пару принялись сдирать обертки с кусков мыла, вытаскивать флакончики духов из коробок. Атанас появился с белым эмалированным тазиком — туда полетел принесенный им пластилин, полились остро пахнущие парфюмерные струйки, длинными желтыми макаронинами повалился из тюбиков, крем для сухой и жирной кожи.
— Живем! — удовлетворенно промурчала Нинель, тщательно перемешивая все это голыми по локоть руками.
— Мыло, мыло клади, Мага, — спохватилась она. — Ну и парочку оберток давай уж. Для терпкости. Ага, эти можно. Ты, правда, там, в Пещере, привыкла к более естественному корму — из минералов, из обогащенной воды, из растительной клетчатки. Но, помнишь, я тебе как-то приносила по моему рецепту? Тебе понравилось. Атанасик, дорогой, — а ложки? Забыл?
Атанас послушно возник рядом уже с ложками. Содержимое тазика пенилось и булькало под ловкими руками Нинель, даже как будто вскипало. И оттуда, из этого месива, поднимался аппетитный парок. Нет, не мылом и не духами он пах (Магнолия только лишь представила, что откусывает кусочек мыла — и ее передернуло). Тазик источал запах дорогого ресторана и одновременно парного молока с теплым домашним хлебом вприкуску.
— Так, еще немного… так… Ну все, — закончила Нинель, вынимая руки из клубов пара над тазиком.
Атанас подал ей заранее приготовленную тряпицу, она вытерла побагровевшие, распаренные ладони и с горделивой улыбкой сказала:
— Ну, пробуйте. Кто первый? Давай, по-походному!
Атанас запустил ложку в тазик. Магнолия последовала его примеру, зачерпнула немного, попробовала на язык.
И все-таки каждый раз это было неописуемо! Поначалу это вроде оказался борщ — роскошный, залитый сметаной, украинский борщ. Она даже прожевала кусочек мясца с жирком. И вполне естественным был переход от жирка к леденяще-пронзительной окрошке — кисленькой, освежающей, с похрустывающими огурчиками, с покалывающим язык квасом. А от окрошки путь лежал через щадяще-нежный суп с лапшой — и с курятиной! Разумеется, с молодой курятиной — вон как похрустывают хрящики на зубах! И все это из одной ложки. Да, съев одну ложку корма, просто невозможно удержаться от второй, третьей, десятой — до упора, пока не объешься. Череда первых и вторых блюд проходила по вкусовым рецепторам, то окуная их в жар, то бросая в холод — но каждый раз лаская теми ощущениями, которые рецепторам были необходимы в данное мгновение.
Наверно, это был обман рецепторов. Да чего уж — конечно, обман! Но гениальный. В одном, правда, Магнолия чувствовала свою ущербность.
Дело в том, что она никак не разбиралась в оттенках, свидетельствующих о том, что этот корм приготовлен, допустим, Николаем (светлая ему память!), а этот, к примеру, Атанасом. И еще: она совершенно не улавливала разницы в исходных продуктах — вернее сказать — предметах, веществах. Из чего бы ни делался корм, каждый раз фейерверк вкусовых ощущений казался ей идеальным, каждый раз кухни всего мира распахивались перед нею, балуя самыми невероятными изысками.
— Питья делать не будем, — строго сказала Нинель, когда ложки в последний раз скребнули по дну опустевшего тазика. — Надо спешить. Нас ждет Доктор!
Атанас разморенно потянулся, издав при этом некий утробный звук, и вдруг прыснул, засмеялся, указывая пальцем через баррикады прилавков. Там, вдалеке, в стеклянном предбаннике между наружной и внутренней дверями универмага, привставал с раскладушки местный сторож и спросонья таращился на их пирушку в глубоком оторопении. Это был милый завершающий штрих к раннему завтраку.
Все трое очень довольные собой и друг другом встали, Нинель взяла Магнолию за руку — и тут по ушам ударил оглушающий звон с дребезжанием. Это сторож включил сигнализацию.
— Дурак ты, дядя, — расстроенно ругнулся Атанас. — В такое утро…
И появился уже в закрытом стеклянном загончике рядом со сторожем. Тот в ужасе попятился, распластываясь на прозрачных дверях.
Видно было, что Атанас ему что-то сказал — повторил, наверно, свой упрек насчет утра — и для убедительности пнул ногой сторожеву незастеленную раскладушку.
— Ладно уж, поехали… — буркнула Нинель.
Вояка был очень мил и бесконечно внимателен:
— А-а, ну конечно, Атанас — ну как же! Сразу узнал, еще бы не узнать! А я Владимир Кириллович. Если вы, конечно, не возражаете, я и вас пригласил бы к разговору. Да? Просто чудесно, чудесно! Нинель? Вы очаровательны, Нинель, ваше платье так вам идет, я теряю голову, несмотря на седины! Не откажите допустить по старому обычаю к ручке? Ах, какая ручка — прелесть, прелесть! Вы тоже поучаствуете в нашей беседе? Много обяжете, много!
Магнолия смотрела на эту приторную сценку в полном недоумении. До тех пор, пока не поняла, что всю эту слащавую, сусальную декорацию поддерживает страх — глубокий, как колодец, вонючий черный страх. У вояки ж поджилки трясутся!
Общество, рассевшееся на диванчиках и креслах по периметру комнаты, было довольно разношерстным. Доктор был мрачен и объемно-монументален. Юрок и еще несколько типчиков в штатском сосредоточенно-выжидающе глядели на вояку — Владимира Кирилловича, старающегося обворожить вновь прибывших суперов. Федюшка, Григорий, Викочка и Станислав-второй, усаженные отдельно, в глубокие мягкие кресла, от души веселились, наблюдая происходящее. Видимо, они свою долю воинственной любезности уже получили.
