Компаньоны Рыченков и Носов согласились выкупить пароход, у Бориса и Якова, после соответствующей оценки. Ну и намотали себе на усы то, как вольные шкиперы отнеслись к возможной конкуренции. Собирались провести с ними разъяснительную работу, на тему с кем нужно дружить, и в чью сторону лучше не коситься. Ну и как конфетку, желающим место в своей компании.
Борис в это дело вмешиваться не собирался. Да и некогда ему. Сейчас нужно сосредоточить все усилия на учебе. Получить высшее образование, и с чистой совестью отправляться в кругосветку. Тут его решение было твердым и неизменным. И что самое удивительное для самого же него, страха он не испытывал. Только нетерпение и зуд.
— Нет это решительно невозможно! — вскинулся профессор.
— Борька, у тебя что в место головы, йакорь тебе в седалище! — не удержался Рыченков.
— Ум есть?! — лаконично высказался Носов.
— Да чего вы раскудахтались, — развел руками Измайлов. — подумаешь, великое дело.
Сидели они за чаем в кают-кампании «Разбойника». Капитолина Сергеевна расстаралась, и весь корабль буквально заполонил запах свежей выпечки. Впрочем, такое у них бывало частенько. Что значит, женский пригляд на камбузе и наличие возможности для реализации талантов.
— Да ты хотя бы понимаешь, что значит даже десятидневный одиночный переход? — не унимался Дорофей Тарасович. — Никто тебя не подстрахует, не поможет. В конце-концов парой слов не с кем перекинуться. Ты ведь еще не совершал таких переходов, не знаешь, что это и с чем его едят. А туда же, одиночное плавание.
— Не вижу ничего невозможного, — гнул свое Борис.
— Боря, вот как считаешь, много ли тех, кто таким образом заработал ценз? — решил зайти с другой стороны Носов.
— Уверен, что немного.
— А знаешь почему?
— Потому что слишком мало желающих подвергать себя такому риску.
— Напротив. Молодых сорвиголов, желающих получить все и сразу, более чем достаточно. Только выживают лишь единицы, — разведя руками, произнес Носов.
— И именно поэтому ни вы, ни кто другой из команды не обмолвились об этом ни словом.
— А как тебе такое говорить-то! — всплеснул руками Рыченков. — у тебя же шило в заднице. Уж давно рванул бы в море.
— Ну и какая разница, когда я рвану, если знаете, что все одно сделаю? — пожал плечами Борис.
— Разница в том, что чем позже узнаешь, тем лучше будешь к этому подготовлен. А еще, с каждым днем ты все старше, и рассудочности в тебе должно прирастать, — дернув уголком губ, пояснил Носов. — Вот удивляюсь я тебе Боря. То взрослый мужик в тебе сидит, что сущий мальчишка наружу лезет. Всему свое время. Не беги ты впереди паровоза. Ведь какие у тебя перспективы. Одаренный. Да у тебя сотни лет впереди. Чуть не вечность. А ты все бегом, вперед, скачками.
— А зачем мне эти века пресной жизни? Жить, только ради того, чтобы жить?
— Вы не правы, молодой человек. Вы можете привнести в этот мир столько нового, сделать его лучше и чище, — возразил профессор.
— Насчет, много нового, тут соглашусь. Вот не сомневаюсь, в том, что узрю еще что-то лежащее на поверхности и не очевидное для других. Есть у меня такое дар. А вот насчет сделать этот мир лучше и чище… Это вряд ли.
— А как же те, кто пошел за тобой? — спросил Носов.
— Я не пойму, вы что хороните меня, что ли? — вскинулся Борис.
— Глупости не городи, — припечатал Рыченков. — Ты понимание иметь должен. Людей взбаламутил, значит ответственность за них на тебе.
— И кого я обманул? Каждый из пошедших со мной уже получил деньги, прорву опыта, который дает им возможность получения образования и перспективу роста ступеней. Так что все обещанное я им уже дал.
— То есть, о том, что всех обещал сделать офицерами и дворянством наделить, уже позабыл? — не сдавался Рыченков.
— Отчего же помню. Но это было на перспективу. И вообще, вернусь я, никуда не денусь. А там и продолжим. Они же пока пусть учатся. Ну чего мне время терять.
— И какие у вас планы, молодой человек? — поинтересовался Проскурин.
— Планы простые. Павел Александрович, Для начала получить высшее образование. Вы говорили что я могу управиться буквально в пару месяцев.
— При ваших темпах усвояемости материала, примерно так и будет. Только это всего лишь минимальный курс.
— Ничего. Главное, что рубеж переступить получится. Остальное приложится. Я человек любознательный. И кстати, Павел Александрович, а вы не хотите принять предложение боярина Голубицкого?
— Я не собираюсь уходить, молодой человек.
— Не собираетесь. Потому что хотите сдержать свое слово. Но и я не желаю стоять у вас поперек пути. Ведь вижу же, что вы скучаете по своим студентам, и обучение нашей команды этот зуд не уймет. Поэтому очень прошу, примите предложение боярина. А то мне прямо не по себе. Чувствую себя собакой на сене. Команда «Разбойника», даже если увеличится вдвое, это не ваш уровень.
— Борька все правильно говорит, Павел Александрович, иди учить молодежь. А мы уж тут как-нибудь, — поддержал парня Рыченков.
— Допустим, я соглашусь с вашими доводами. Но как же быть с моим обещанием выучить вашу команду. Ведь тут речь не только об образовании, но и получении возрождения.
— Лаврентьев и Соболев вполне справятся с этим. Тем более, что если они останутся вашими вассалами, то и ваши преподавательские надбавки у них сохранятся. А вот останутся ли они с нами после того, как выполнят обещание, покажет время.
— Если вы продолжите фонтанировать идеями, молодой человек, то можете не сомневаться, они вцепятся в вас руками и ногами.
— То есть, вы все же прислушаетесь к голосу разума?
— А вы похоже, все-таки нет.
— Это дело решенное, — стрельнув взглядом в Рыченкова и Носова, твердо произнес он.
— От же шельмец, — в сердцах выдал шкипер.
— Я так понимаю, яхту тебе нужно присматривать? — поинтересовался Носов.
— Надо. А еще, хочу выписать из Испании машину для катера.
— Ну, судно тебе всяко разно нужно потяжелее его. Так что о скорости в двадцать один узел можешь сразу забыть. Хорошо как семнадцать получится выжать, — помяв подбородок произнес Носов.
* * *
Подвал был сухим и светлым. Не в смысле окон. Их тут как раз не было и в помине. Зато имелись ацетиленовые фонари с зеркальными отражателями, и продуманная система вентиляции. Ну и при строительстве озаботились вдумчивой гидроизоляцией. А все потому что предназначение этих казематов не в содержании невольников.
Бомбоубежище возводилось уже после большой войны покатившейся по этим местам. На фоне стремительного научно-технического прогресса первую голову коснувшегося именно военной сферы, и развития артиллерии в частности. В этих казематах должны были укрываться люди, храниться запасы продовольствия и воды. Имелся даже ледник, который впрочем уже заменили на холодильную камеру. Москаленко старалась не отставать от веяний времени.
Ну, а как пережидать бомбежку, а придется, так и обитать какое-то время, и главное, хранить продукты в сырости. Вот и озаботилась. Затем над обширными укрепленными подвалами возвели конюшню. А к чему пустовать месту.
Елизавета Петровна смотрела на двоих закованных в цепи молодых людей. Они жались к стенам и как побитые собаки бросая в ее сторону взгляды полные страха и муки. Было отчего. Эта экзекуция продолжалась с завидным постоянством. Раз в десять дней она спускалась сюда. Не произнеся ни слова какое-то время смотрела на них, после чего молча всаживала каждому из них по пуле в живот. Какое-то время смотрела на их корчи, после чего уходила, оставляя их на попечение своих мальчиков. Двоих верзил, волкодавов.
Бедолаги умирали в мучениях. И длиться это могло сутки напролет. Когда же они умирали или впадали в беспамятство, их поднимали с помощью «Аптечки». Главное успеть до того, как мозг умрет окончательно. А затем они жили в ожидании следующего посещения, случавшегося после перезарядка артефакта.
— Господи нет! Прошу вас, не надо! Ну что вам стоит просто убить нас! — взмолился один из них.
