оставшийся сбоку у рупора.
Второй выстрел из обреза лишь заставил Грешника отшатнутся, но сбил ему подготовку к атаке. Щербатая полумумия трансформировалась — скрюченная рука правая распрямилась и начала вытягиваться, превращаясь в витиеватое щупальце.
— Хрустик, домой! Сам с кальмаром разберусь!
Дважды повторять не пришлось, и как только питомец растаял за перламутровой пленкой, а разрыв начал схлопываться, я метнул в потолок термос с полынью. Дернулся в сторону Грешника, но в последний момент на повышенных скоростях прыгнул на прайдовца. Сбил в сторону его ружье, бахнувшее прямо над ухом, и в упор разрядил обрез.
Муха дернул меня в сторону, выкручивая в кувырок в сторону за секунду до того, как по месту, где я стоял, прилетело щупальце. Грешник дымился и выглядел мокрым, будто не полынь его присыпала, а дождем накрыло. Сквозь закрытые веки по щекам текла кровь, он мотал головой и как кнутом хлестал щупальцем по стенам. Каким-то «грешным» чувством всегда зная, в какую сторону я прыгаю.
«Задира» чавкал, клоками вырывая размочаленную и слипшуюся ткань с мясом, кальмарный Грешник дергался и сбивался с хода. Но довольно быстро переваривал что-то внутри — под мышцами будто желваки ходили, и снова, как заведенный, начинал хлестать своим отростком. Места для маневра не хватало, перезарядить обрез я не успел, попробовал броситься с финкой, но получил по лбу липкой лапой. Вроде бы и не стальная дубина, а как пожарный шланг, потерявший управление от напора воды, но прилетело так, что фобосы в голове зазвенели.
Я откатился от нового удара, бросился к медному рупору и заорал, чтобы поднимали лифт. Подобрал чей-то револьвер и, скача вокруг Грешника, разрядил барабан. И сам пистолет потом метнул.
Кабина лифта тронулась и медленно поползла вверх. Я ускорился, мечась из стороны в сторону от свистевшего над головой щупальца. Сиганул к лифту, заманивая Грешника за собой. И когда пол лифта был на уровне моей груди, прыгнул, зацепился и скатился в сторону. А когда за мной прилетело щупальце, не стал уворачиваться, а, наоборот, бросился на него. Чуть не стошнило от липкой мерзости, но я скрутил его в борцовский захват будто шею пьяного гопника и потащил вглубь кабины. Реально пожарный шланг неуправляемый и сошедший с ума!
Пол встретился с потолком, меня потянуло на выход, разворачивая, но я уперся ногами в стену и, помогая всеми силами, какие нашлись у фобосов, уперся мертвой хваткой. Лифт замедлился, натужно затрещали канаты, а потом что-то хлюпнуло, и я улетел к стене.
— Бе, фу, бе-бе-бе…тьфу, — передергиваясь от отвращения, я бросил окровавленный обрубок почти метровой длины.
Отдышался, успокоился, перезарядил обрез и, когда наверху показались встревоженные лица чоповцев, улыбнулся, смахнул несуществующую челку со лба и сказал:
— Верните-ка меня обратно!
— Разбежался, с тобой пойдем! — ответил Гидеон, разглядывая оторванное щупальце. — Кто там у тебя внизу?
— Однорукий, мать его, бандит. Давайте скорее, а то вдруг эта хрень регенерировать умеет.
Не умела. Забилась в угол, подальше от разбросанной полыни и пыталась себя залечить. Уже совсем по-человечески наложив жгут в районе плеча и замазывая рану какой-то едко пахнущей мазью. Я даже сказать ничего не успел, как Гидеон с Банши, будто соревнуясь наперегонки, добили Грешника. Первый «добрым святым матерным» словом и револьвером, а вторая аналогом коктейля Молотова, только начиненного полынью. Даже процесс изгнания пошел, вернув часть потраченных сил.
Стечу пришлось оставить наверху — лифт никак не хотел работать автоматически, а нижний механизм подъемника я умудрился сломать во время диких плясок с кальмаром.
Дверь, которая была в тоннеле, выглядела необычно — первый раз такую встретил в этом мире. Что-то среднее между овалом, как на подводных лодках, и стальной баррикадой на какой-нибудь атомно-космической станции. Еще и закрыта на ключ, с которым не справился Ленька. Лишь ушами пошевелил, не иначе как имитируя пожимание плечами.
Пришлось тратить время на обыск тел и попутный сбор трофеев. Жалко было тратить время, потому что непонятно, сколько его у нас есть и как там продержится Стеча, если нас начнут выкуривать. Но если чумной разрыв там и проход всего один, то мы точно раньше Львова до него доберемся. По крайней мере, шанс такой был.
Три ружья, пять револьверов, патроны, несколько неплохих ножей, немного денег и разных побрякушек. К сожалению, не серебряных — в обществе Грешников такое не любили. Себе я подобрал пехотную шашку из булатной стали. В узоре на металле довольно изящно были вписаны руны и магические символы. Что давали, я не понял, но рукоятка подпружинивала в руке и будто прибавляла силы даже самым слабым ударам.
И все бы ничего — всю жизнь с такой можно было ходить, но рукоятка заканчивалась инкрустированной рубинами львиной головой. Камни сверкали вместо глаз, заменяли язык и совсем мелкие были как бы вплетены в гриву. Да еще и надпись на лезвии: «За преданность Прайду». А с таким я ходить не могу, пацаны не поймут. Но пока взял — пригодится.
И мы нашли ключ. Долго спорили и переводили стрелки, кто будет копаться в останках Грешника. Мерзотный кальмар даже после изгнания был похож на протухшую медузу. Бросили жребий и, забив на ноготочки, полезла Банши.
Вскрыли дверь и попали в новый туннель, под довольно острым углом уходивший еще глубже под землю. Здесь было светло, белый потолок излучал неяркое свечение, но брал площадью источника света. Чем все заканчивалось, было не видно — тоннель просто сжимался в точку яркого света. Стены и пол были обшиты стальными листами, а звук каждого шага звенел и гулко уносился вдаль. Вероятно, также направленно потом и скверна хлынет наружу, когда лопнет разрыв.
Стоило об этом подумать, как я тут же ее почувствовал.
Все почувствовали — Гидеона аж скрутило и начало рвать, а Банши просто рухнула на пол, закрыла голову руками и коленями и завыла.
«…это какие-то неправильные пчелы… и совсем неправильный мед…» — попытался отшутиться Муха, но по дребезжанию в голосе было понятно, что фобоса крутит.
И не только его, а всех, кроме мэйна. Тот аж прихрюкивал от удовольствия, фильтруя для меня силу. Так, легкая одышка появилась и спина вспотела. Через несколько минут и это прошло. Гидеон все еще отплевывался, но больше кашлял, постепенно теряя бледность. Банши все еще всхлипывала, но голову так и не подняла, крепче зажав ее руками — в самолете так учат сидеть в случае нештатных ситуаций.
Я попробовал (не знаю, что это было) утешить? Успокоить? Присел рядом с ней, пытаясь разобрать, что она бормочет, и аккуратно обнял.
— Матвей, время, — Гидеон крякнул, сделав большой глоток из своей фляги. — Ее собственные демоны ее догнали. Ей нужно время, но нам оно важнее. Вытаскиваем ее обратно и несем к Стече.
Очень мне этого не хотелось, но Гидеон был прав. Я не стал просить помощи, поднял на руки Банши и, нежно, как беззащитного ребенка, прижал к себе. Донес до лифта, а Гидеон прорычал в трубу, чтобы Стеча вернул лифт и принял Банши.
Убедившись, что там будет все в порядке, вернулись к тоннелю. Плотно закрыли за собой дверь и заперли на все обороты замка.
«…не так я себе представлял путешествие мушкетеров…» — вздохнул Ларс.
«Согласен…»— — отозвался Муха: «…Портос-то нас правильно наверху прикроет, а вот Арамиса мы как-то неожиданно потеряли…»
«…слышьте, вы, гвардейцы Д’артаньяна, сопли подберите, мы еще подвески не нашли…» — осадила их Харми, а мы с Гидеоном пошли вперед.
Как ни пытались идти бесшумно, все равно стальной пол отдавался гулким дребезжанием, унося его далеко вперед. Стало холодно, холодный воздух порывами проносился снизу, лез под одежду и заставлял крепче сжимать оружие.
Я «переобулся», вооружившись винтовкой Бертье с какими-то чрезмерно дорогими и сложными в изготовлении пулями. Даже Исаев с его ресурсами смог достать нам всего одну коробку и ту, вроде как, три месяца ждал, пока изготовят и доставят из Тулы. Бронебойные из особого сплава, пропитанного миниатюрными жилками с полынью, а потом еще и месяц намоленные в монастыре.
Каждый такой выстрел — это как минимум икота с изжогой у Захара и несколько квадратных метров ремонта нашего дома, включая материалы и работу. Но как-то окружение намекало, что скупой долго не проживет.
— Чувствуешь запах? — спросил Гидеон принюхиваясь.
— Я бы сказал, на протухшую кровь похоже, но как-то
