В паре кварталов от музея на огромной куче земли собралось несколько волколаков. Кошка не беспокоилась — они были слишком далеко. Звери уселись в кружок, словно решив посовещаться между собой. Из-за облаков появилась луна, и один из мутантов, самый крупный, поднял морду вверх и завыл. Остальные нестройно подхватили. Кошка видела, как внизу зашныряли мелкие тени — небольшие животные в панике прятались, заслышав голоса хищников. Тут с той стороны, где, по ее расчетам, должен был находиться Изумрудный Город, раздались негромкие хлопки — Кошка поняла, что это выстрелы. Что-то бухнуло громче — возможно, граната. Волколаки тут же замолчали. Кошке очень хотелось увидеть, где стреляют, но для этого надо было выйти на противоположный балкон. Когда она оглянулась на кучу земли, то волколаков там уже не обнаружила. Зато у нее вдруг закружилась голова, она покрепче вцепилась в перила и подождала, пока страх высоты пройдет. Потом, медленно пятясь, вошла обратно в комнату с растениями. Хотела пройти на другой балкон, но перед глазами вдруг увидела угрожающе покачивавшийся плод, очень похожий на бешеный патиссон, и решила не рисковать. «Все равно я бы ничего не увидела», — утешала она себя. Ей, конечно, хотелось бы узнать, что там произошло — столкнулись ли две враждебные группировки, или просто сталкеры отстреливалась от мутантов? Но сейчас хватало собственных дел.
Вдоль стены раскинуло ветви красивое дерево с красно-желтыми листьями, но что-то подсказывало Кошке — оно ядовито. Рядом валялось несколько птичьих трупиков. Впрочем, эти птицы тоже могли оказаться здешними чучелами, сделанными давно, но выглядели они так, словно погибли неделю назад, не больше. Кошку поразил плоский и длинный зеленый лист высотой в два человеческих роста, прямо из верхушки которого торчал огромный малиновый цветок, похожий на колокольчик. Он как-то странно покачивался, и хотя в комнату иной раз долетали порывы холодного ветра с балкона, цветок, казалось, жил собственной жизнью. Он словно принюхивался и прислушивался к происходящему, так что Кошка предпочла обойти его стороной.
А вот, судя по всему, и молочай. Толстый зеленый ствол, усеянный колючками, который она едва смогла бы обхватить, был усыпан свежими побегами. Кошка прикинула, какой из них она сможет унести с собой, достала нож и принялась резать самый подходящий у основания. Это оказалось нелегким делом — колючки оказались удивительно острыми, Кошка чувствовала, как они царапают ее руки даже сквозь перчатки. Из растения вытекал густой белый сок, капая на ботинки, на одежду. У нее закружилась голова. Наконец Кошке удалось отпилить кусок, который она облюбовала — он оказался довольно тяжелым. Она завернула его в полиэтиленовый пакет, один из тех, которые на всякий случай всегда носила в рюкзаке. Чего-чего, а таких пакетов от прежней жизни осталось предостаточно. Но когда она повернулась, чтобы уйти, то услышала сзади потрескивание. Кошка рванулась, и какой-то шип впился ей в предплечье сквозь ткань комбинезона. Не обращая на это внимания, она помчалась по лестнице вниз с такой скоростью, что и оглянуться не успела, как добежала до подвала, где стояли калоши хранителя. «Нужно скорее найти выход!» — стучало в висках.
* * *
Подземный коридор уводил дальше, и она зашагала по нему, то и дело с опаской оглядываясь.
Через несколько минут неожиданно накатила непонятная слабость. Закружилась голова, заломило в висках, Потом сзади послышались странные звуки, похожие на шлепанье босых детских ножек по полу. Кошка оглянулась и никого не увидела. Она не испугалась — то были словно звуки из прежней жизни.
Когда она отлеживалась в туннеле, в каком-то закутке, полуживая, и ей было куда хуже, чем сейчас, она не раз слышала эти шажки. А потом и сама девочка появлялась из темноты — маленькое, хрупкое бесстрашное создание по имени Соня, в ветхом платьице, со спутанными светлыми волосенками, похожее на доброго духа. Дикая, как зверек, девочка почти не разговаривала, и понять ее было трудно. Но она приносила Кошке в обрезанной пластиковой бутылке воду или чай, или немного грибной похлебки — что удавалось достать, а потом сидела рядом, гладила ее по голове и что-то тихонько лепетала. Кошка точно знала, что умерла бы, если бы не эта кроха. Ее спасли маленькая Соня и старуха по кличке Аллергия, которая перевязывала ее раны. Остальным жителям станции, которую она считала родной, на нее было наплевать. Даже если кто-то и сочувствовал мутантке в глубине души, то боялся показать это. А старуха и девочка ничего не боялись. Одна была слишком мала, чтоб понимать, что такое опасность, а вторая слишком стара, чтоб чего-нибудь бояться. Наоборот, многие боялись ее — поговаривали, что у старухи дурной глаз.
Потом, когда Кошка чуть-чуть поправилась и ушла, она не раз вспоминала ту и другую. И, встретив через пару месяцев одну из девчонок с Китай-города на другой станции, спросила про девочку и про бабку. Та сказала, что девочка давно уже пропала — только пятно крови нашли в туннеле, да и то неизвестно, чья кровь была. А старуха померла неделю назад — не проснулась утром, и все.
В тот вечер Кошка ушла от всех и долго плакала в одиночестве, окончательно прощаясь с прежней жизнью. Теперь она знала — никого из дорогих для нее людей на Китай-городе не осталось. Теперь она может позволить себе отомстить. С этого дня она окончательно превратилась из глупой девчонки в хозяйку своей судьбы. Отныне она сама будет решать, что ей делать, и ответ будет держать лишь перед собой — не перед людьми. После того, что люди с ней сделали, она считаться с ними не обязана.
С тех пор она неслась по жизни, как фурия, и угрызения совести ее не преследовали — до недавнего времени. Кошка вообще была уверена, что совесть придумали рожденные наверху, чтоб удобнее было опутывать друг друга идиотскими обязательствами, чтобы слабые, но хитрые выживали за счет сильных. Думала — и потешалась над ними в глубине души. Без лишних терзаний жить было куда удобнее. Но только до тех пор, пока мертвые не начали являться ей по ночам. И теперь она мысленно кричала им:
«Чего вы от меня хотите?! Может, я наполовину и зверь, но это еще не преступление. Даже у древней богини была кошачья голова и две половинки — добрая и злая. Я тоже не всегда была преступницей. Может быть, я была наполовину богиней. Но мою добрую половину вы убили сами. Осталась только злая. И не я одна в том виновата».
Она кричала, а слабый голосок в глубине души шептал, что и ей нельзя снимать с себя вину.
И вот теперь эти шаги… что они значат? Может быть, это просто какие-нибудь зверьки, потревоженные ее приходом? Возможно, даже крысы. Вряд ли их тут много, судя по звукам, так что можно пока не бояться.
