— Господа, честно говоря, сейчас, когда мы смогли окончательно разобраться в этом вопросе, я… гм… не вижу причин задерживать «Гейшу» у нас. Мы знаем, что шайка международных преступников пыталась похитить статуэтку, у нас есть подозрения, кое-какие улики, в общем, все необходимое для проведения расследования. Сам же предмет слишком ценен, чтобы оставлять его здесь. Уверен, будет гораздо лучше, если он вернется к владельцу. Что вы скажете?
— Как вам угодно, — развел руками Кортес. — Как вы понимаете, нам с коллегой не очень хотелось лететь в Москву.
— Прекрасно понимаю, — рассмеялся Гинзбург. — И чтобы вам не было скучно, с вами отправятся наши сотрудники.
— С какой целью? — спросил Артем.
— Они должны будут получить у владельца расписку в получении, — объяснил Гинзбург. — Когда речь идет о миллионных суммах, я становлюсь осторожным.
— И правильно, — согласился Кортес. — Вы успеете уладить все формальности до ближайшего рейса на Москву?
— Вполне.
— Тогда встретимся в аэропорту.
— Дита выжила в катастрофе, — буркнул Кортес, выйдя из здания.
— Поэтому они так вцепились в Куколку, — согласился Артем. — Липовые документы просто повод.
— Угу.
Кортес достал телефон и набрал номер:
— Яна?
— Вы уже вернулись?
— Все пошло немного не так, как планировалось.
— Кто бы сомневался. Кортес вздохнул, но продолжил:
— Дита спаслась.
— Набросила боевую шкуру?
— Видимо.
— И ее нашли спасатели, — догадалась Яна.
— Где она сейчас, мы не знаем, но знаем, у кого. У Самуэля Гинзбурга, шефа местного ФБР. Тебе надо навестить этого господина и подчистить следы.
— Договорились. — Девушка молниеносно сменила язвительный тон на деловой. — Что с Куколкой?
— Мы повезем ее домой ближайшим рейсом «Аэрофлота». Но будем с друзьями.
— Как ты планируешь осуществить отъем?
— Еще не знаю, — признался Кортес. — Я перезвоню.
* * *
Гей-клуб «Два Фазана» Нью-Йорк,
6 сентября, пятница, 22.01 (время местное)
Это небольшое заведение славилось у приверженцев однополой любви тишиной и уютом. Здесь не было куражного веселья и шумной радости жизни, здесь не было здоровенных негров с повадками завзятых уголовников и не продавали наркотики. Здесь собирались интеллигентные люди, стремящиеся насладиться умиротворением и покоем. Но даже они не отказывали себе в удовольствии проводить сухощавого Тори томными взглядами. Прекрасно одетый, подтянутый, с элегантной, хотя и несколько простоватой тростью, японец явно понравился завсегдатаям «Двух Фазанов», и лишь неписаные правила заведения не давали им возможности выразить свою симпатию: Тори был не один.
Худенький молодой человек, сидящий напротив японца, нервничал. Сильно нервничал. Он так и не притронулся к изящно украшенному коктейлю и почти не поднимал глаз, судорожно вертя в руках дорогие часы.
— Неплохое местечко, — резюмировал Тори. — Со своими особенностями, разумеется, но неплохое. Иногда сюда можно зайти… для общего развития.
В отличие от собеседника, японец уже ополовинил свой коктейль и теперь, свободно откинувшись на спинку диванчика, невозмутимо разглядывал посетителей «Двух Фазанов».
— Мне обещали, что тот раз… та услуга, которую я оказал… что это было в первый и последний раз.
Голос у Джозефа Капуцерски срывался. Несколько месяцев назад молодой человек оказался в очень неприглядном положении: его любовник, замешанный в торговле наркотиками, попал в поле зрения полиции. Огласка инцидента могла поставить крест на карьере Капуцерски в ФБР, и Джозеф потерял голову. Он запаниковал, совершенно не представляя, что делать, и с громадным облегчением принял предложение помощи от старого школьного приятеля. Принял, даже не подумав, откуда давно не виденный знакомец прознал о проблеме. Тем не менее школьный друг не подвел: и полиция, и Агентство по борьбе с наркотиками забыли о незадачливом друге склонного к гомосексуализму драгдилера, жизнь Капуцерски вернулась в привычную колею, и единственное, что омрачало память Джозефа, было короткое интервью, которое он дал двум невозмутимым и предельно вежливым японцам. Короткое, но емкое интервью, посвященное деятельности Самуэля Гинзбурга. С тех пор Джозефа никто не беспокоил, он уже начал забывать неприятную историю, как вдруг — телефонный звонок. И снова вежливый японец, настаивающий на интервью.
— Мне обещали, что больше обращений не будет.
— Вам не стоит беспокоиться, Джозеф, — бесстрастно произнес Тори. — Поверьте, мы ценим наши добрые взаимоотношения и относимся к ним предельно аккуратно. Мы ведь не надоедаем?
Капуцерски молчал. Темные глаза Тори были невозмутимы, но холодны.
— Мы ведь вам не надоедаем, Джозеф, так?
— Так, — обреченно кивнул головой молодой человек.
— Несколько коротких вопросов не чаще двух раз в год. Разве это утомительно?
— Не утомительно, — промямлил Джозеф.
— Тем более что вы всегда можете рассчитывать на нашу помощь и благодарность.
— Я понимаю.
Тихий голос Капуцерски совершенно потерялся, но Тори уловил смысл ответа.
— Замечательно, Джозеф, замечательно. Кстати, хочу заметить, что у вас великолепные часы. Говорят о хорошем вкусе. Вы сами приобрели их?
— Это подарок, — выдавил из себя Капуцерски.
— У вас прекрасные друзья.
— Да, прекрасные. — Джозеф натянул часы на руку и едва ли не впервые поднял глаза на японца. — Что вы хотите?
— Сегодня утром разбился самолет.
— Я знаю.
— Еще бы, — усмехнулся Тори и тут же бросил вопрос: — Что вы нашли на месте катастрофы?
Капуцерски вздрогнул, съежился и вновь опустил глаза:
— Это государственная тайна.
— Допустим, — поморщился японец. — Хотя все это секрет Полишинеля. Среди обломков вы обнаружили трехпалого урода с рогами и шипастым хвостом. Весит он около четырехсот фунтов, а шкуру можно просверлить только алмазным сверлом. Так?
У Джозефа отвисла челюсть.
— Откуда вы знаете? — И тут же осекся: так посмотрел на него японец. — Извините.
— На самом деле меня интересует не мутант, а статуэтка, — после короткой паузы продолжил Тори. — Маленькая, вырезанная из камня статуэтка, изображающая спящую женщину. Вы нашли ее?
Капуцерски кивнул:
— Она была у монстра.
— Где она сейчас? В научном центре? В хранилище? Где?
Как ни старался Тори, ему не удалось полностью убрать из голоса нетерпеливые нотки.
— У статуэтки нашелся хозяин, — сообщил Джозеф.
