Как не вспыхнуло горючее — непонятно… Чем долбанули по машине, так и осталось неизвестным.
Колдуны и шаманы, все приданные рейдгруппе пятнадцать человек, мало того, что толком не смогли определить магию, так еще и заявляли, что заклятия такой силы, чтобы разбить стальную коробку, остались лишь в легендах. Так что или по ним выстрелили из какого-то древнего оружия (как в недобрые времена похода против почившей Конгрегации), или же просто взорвались пары спирта, просочившегося в моторно-трансмиссионное отделение, где не было вентиляции. Хватило бы и стакана спирта, как сказал зампотех. Но спирт был смешан с маслом и прочей дрянью и просто так просочиться через хорошо подогнутые сальники не мог.
Одно хорошо. Чародеи, поколдовав над останками железного зверя, пришли к выводу, что ближе, чем на ста метрах таинственная магия не опасна.
Но что-то подсказывало старшему лейтенанту, что на этом дело не кончится.
Ладно, как бы то ни было, им осталось меньше двух переходов до города Винрамза, где их должны были ждать друзья и союзники. Только вот в этом было все больше сомнений. Как бы не пришлось возвращаться несолоно хлебавши.
Что и говорить, мало кто любит их в бывшем Сарнагарасахале.
Оно и неудивительно: уж больно тяжкие времена наступили после краха империи и ухода землян. Войны с кочевниками, которых в этих краях видели прежде лишь в качестве рабов, войны между соседними городами и землями — не менее кровавые, смуты, бунты поклонников Шеонакаллу.
А кто виноват? Само собой, Небеса и Судьба!
Однако до них не добраться, а до землян вполне можно, тем паче за ними не стоит уже мощь иного мира.
Тем не менее чужинцев позвали на помощь. Видимо, совсем плохо стало…
Но ждать можно было всего. И вполне объяснимо, что Анохин не стал посылать в город, как предполагалось сразу, гонцов с предупреждением о подходе группы.
С одной стороны, им не приготовят приветственного пира, но с другой, точно также не приготовят ловушку.
Окрестности Октябрьска/Тхан-ТакхНочь…
Глинобитные стены Тхан-Такх поглотил мрак. Взошедшая луна отражалась в отполированных ветром скалах, которые тянулись, словно темно-серые спины древних ящеров, по плоскогорью. Ветер шевелил густые заросли горного можжевельника и жестколистого кустарника на горных склонах, шерсть у овечьих отар и старый пепел костров.
Дремлют пастухи чуткой дремотой степняка, спят после тяжелого дня земледельцы в глинобитных домишках, почивают горожане в объятиях жен и подруг — земляне и аборигены.
Лишь дозорные на башнях и раскатах куртин, вглядываясь в ночное небо и покрытую серыми тенями землю, изо всех сил сопротивляются сну.
Но не только они бодрствуют.
У отрогов хребта Хао километрах в тридцати от города, по счету пришельцев, тихо переступая копытами, трусили три степные лошадки — мелкие, мохнатые и неказистые.
Быстро и бесшумно всадники направляли их сквозь заросли тамариска.
Двое были одеты как обычные полукочевые, полуоседлые жители Южного Предела — отороченные сурком малахаи и суконные полукафтаны. У седел — луки, на поясе — кривые сабли, а в рукавах — отточенные кинжалы. Таких людей называли сурданы, дав им имя жутких хищных тварей, водившихся далеко в горах и по легендам происходивших от тех чудищ из преисподней, что пожирали души злодеев и грешников после смерти…
Оба наемных убийцы чутко вслушивались в ночные звуки и внимательно следили за окрестностями. Но кроме жужжания и стрекота насекомых, больше ничто не нарушало тишину, лишь однажды ее разорвал далекий крик шакала, да как-то дорогу пересек, шмыгнув, некий зверек.
Между головорезами на таком же коньке ехала закутанная в черные тряпки колдунья. Седые космы обрамляли ее лицо с запавшими незрячими глазами, отмеченное печатью злого безумия. Она, как мать дитя, прижимала к себе сверток, напоминавший ребенка. Старший разбойник время от времени кидал на него тревожный взор…
— Мы прибыли, воин! — резко прокаркала старуха. Без лишних вопросов старший сурдан, сжимая кинжал, спрыгнул с седла.
Его спутник осторожно, с тщательно скрываемым страхом снял с коня колдунью.
Они преодолели кусты и, как волки на охоте, двинулись тихо и быстро, поднимаясь по пыльной тропе к гребню холма. Под ними лежала ничем не примечательная долина.
Если не считать каких-то старых развалин шагах в двухстах…
Главарь остановился. Светила луна, но время от времени ее свет туманили набегавшие облака.
— Это то, что тебе нужно, старая? — хриплым шепотом осведомился он.
И в его голосе сквозь злую презрительную браваду можно было почуять тень все того же страха.
— Да, отважный воин, — каркнула в ответ дряхлая шаманка, уловившая, похоже, настроение спутников.
Они торопливо поспешили к руинам, старуху вели под руки.
— О, не так быстро, соколики! Мои старые ноги! Не спешите так, а то я умру… — жалобно стенала ведьма.
Молодой разбойник запнулся, глаза его испуганно блеснули. Главарь тоже остановился.
— Тебе щедро платят, матушка Ру, — заговорил он и резко взмахнул рукой. — Скоро мы будем на месте. Сделаешь, что следует, и вернемся! Быстрее придем — быстрее уйдем! И не плачь, ты еще нас переживешь. А вернемся — отдохнешь как следует. Будет у тебя и нежнейший ягненок, и лучшее вино, и останется еще золота на молодого и сильного любовника…
Послышался сдавленный смешок.
Колдунья выругалась на незнакомом им языке.
— Ладно уж, сынки, вперед! — решила она. Компания продолжила путь под оханье и вздохи старой карги.
Наконец, они остановились у подножия пологого холма. Перед ними на вершине был вход с портиком с рухнувшими колоннами — то ли древняя усыпальница, то ли не менее древний храм забытого бога…
Так уж получилось, что земляне эти руины хотя и знали, но не придали им особого значения.
Местные жители традиционно держались от подобных мест подальше и сказать ничего не могли, разве что «место это нехорошее».
А мотопатрули пришельцев еще в дни приснопамятного «Порога» пару раз прокатились поблизости, нанесли на карту примерное местоположение. И забыли.
Может, в других обстоятельствах сюда наведались бы археологи, но сперва их просто не было, а потом стало вообще не до того…
А между тем были в этом мире люди, для которых неизвестные руины значили весьма и весьма много!
Все трое поползли наверх. Достигнув вершины, замерли и осмотрелись.
— Можем идти… — вдруг угрюмо бросила старуха.
Спустились по выщербленным ступеням и двинулись в темноту.
