– Маклет Бурнам Зали? – обратился главный к хозяйке дома.
– Да, это мое имя. Чем обязана? – Зали старалась выглядеть в большей степени раздраженной, нежели напуганной.
– У меня имеется предписание задержать вас и отправить в ажсулат.
– По какому поводу?
– На месте вам всё расскажут.
– Это недопустимо! – послышался голос Ольта.
Зали обернулась и увидела того выходящим из спальни – подтянут, внушителен, невозмутим. Ольт продолжал греметь басом:
– Это против законов Магистрата. Вы обязаны сообщить причину задержания. Иначе я имею полное право вытолкать вас за дверь.
Камаштли переглянулись. Глава сыскного подразделения сказал, указывая на неожиданного бунтаря:
– Этого тоже задержать. Они могут быть сообщниками.
– Они ни при чем! – вскинулась Зали. – Оставьте его в покое.
– Ничего, – сказал Ольт, положив свой револьвер в требовательно протянутую ладонь одного из воинов, – Я с радостью отправлюсь в ажсулат и доложу об этом произволе.
Судя по виду гостей, слова Ольта не произвели на них никакого впечатления. Двое деловито охлопывали его бронекостюм, обыскивая на предмет оружия, третий сделал шаг к Зали.
– Дайте я хотя бы оденусь, – сказала она.
– Это можно, – кивнул главный. – Только быстро.
Зали вошла в спальню. Взгляд её упал на захламленный стол, в ящике которого лежал чип. Попытаться его перепрятать сейчас слишком опасно, но, может быть, стоит рискнуть?
Сзади послышалось вежливое покашливание. На самом деле, конечно, никакой вежливости, любительская имитация. Зали обернулась и увидела одного из камаштли – он оперся плечом о дверной косяк и скрестил руки на груди.
– Ты так и будешь тут стоять? – раздраженно бросила Зали, отворяя шкаф, где висело несколько простых и строгих костюмов для выхода в город.
– Да. Таково предписание.
– Думаешь, я сбегу? Спрыгну с четвертого этажа?
– Не нужно спорить, – сказал камаштли.
Зали принялась натягивать на себя одежду. В который раз за сутки она была вынуждена обнажаться при чужих мужчинах. В ушах у нее все еще звенело вот это усталое «не нужно спорить». Тем же непререкаемым тоном, каким эту фразу когда-то говорила аб-мансебо. «Не нужно спорить, девочка» – и ты сразу чувствуешь себя беспомощной, униженной; всё решили за тебя – тебе осталось только подчиниться.
Наконец, с переодеванием было покончено. Ольта и Зали усадили в машину и повезли в ажсулат. Никаких наручников, никаких тычков в спину – и без того было понятно, что пленники не станут бежать. Любой законопослушный житель Кинчена с радостью оказал бы содействие сыскному подразделению; редкие прохожие провожали автомобиль любопытными взглядами. К обеду следующего дня новая сплетня облетит город и обрастет массой подробностей.
Следом за пленниками в фургон машины влез охранник, и последняя надежда переговорить с Ольтом рассеялась в обитом кожзаменителем полумраке. Ехали молча. Зали старалась смотреть в пол – она понимала, что даже неосторожный взгляд может быть истолкован нежелательным образом. От ищеек сыскного подразделения ничего не скроешь – для этой работы их набирали с особой тщательностью.
Вскоре автомобиль остановился. В фургоне не было окон, но Зали и так знала эту дорогу – три поворота по гладкому асфальту мимо больницы и парка, потом несколько километров по главной улице, упирающейся прямо в ажсулат.
Двери распахнулись, и пленников вывели наружу. Перед ними предстало величественное здание, чья верхушка, казалось, вот-вот продырявит облака. Широкая лестница и массивные металлические двери. Всё здесь было отмечено печатью гигантомании, что, впрочем, неудивительно – к разработке проекта здания в свое время приложил руку Кинбакаб. Он воспринимал ажсулат как личный замок и собирался царствовать здесь долгие годы.
Затворившись за спинами вошедших, двери надежно отсекли внешний мир – врагу сюда не пробраться, пленнику не выбраться. Зали поежилась – никогда еще ей не приходилось входить сюда не по собственной воле. Здание, казавшееся раньше неприступной крепостью, теперь больше походило на темницу.
Шаги отдавались эхом в пустых коридорах, но Зали знала, что здание не безлюдно. Их ждали. Еще на улице она обратила внимание, что в кабинете Келгани горит свет. Значит они не станут ждать утра, и всё состоится прямо сейчас.
Дойдя до лифтов, отряд разделился. Ольт в сопровождении двоих бойцов отправился на второй этаж. Остальные остались поджидать вторую кабину. Никто ничего не объяснял – и так было понятно, что Ольта отправили на допрос, а Зали предстоит ждать своей очереди в подвале, где и положено находиться преступникам в таких случаях.
Лифт остановился, ознаменовав прибытие механическим звуком из динамиков. Открылись двери. Зали было знакомо это помещение, и все же теперь оно выглядело немного иначе, от него веяло обреченностью. Прямо от лифта начинался широкий коридор, по обе стороны которого располагались камеры. Около десятка, не больше – ажсулат не был предназначен для содержания преступников.
Просматривая земные хроники, Зали однажды обратила внимание на то, что тюремные камеры у дикарей были отделены от свободы решетками. Не ахти какая радость, но все же заключенные могли видеть, что происходит вне их камеры. У Странников всё было устроено иначе: тяжелые металлические двери – непроницаемые, как крышка гроба – и никаких окон. Железный ящик под землей. В одном из таких ящиков Зали и заперли.
Оказавшись в камере, Зали уселась на лежанку, которая обеими быльцами упиралась в стены. Слева оставалось два метра свободного пространства, и снова стена. Теснота и стерильность – созданы все условия для постепенного лишения рассудка. О побеге нечего и думать – двери настолько надежны, что в этом отсеке даже нет постоянных охранников. С соседями, если таковые тут были, тоже невозможно связаться – Зали наблюдала за постройкой этого здания и знала о том, что стены между камерами настолько толстые, что сквозь них не проникнет ни один звук, сколько ни кричи, сколько ни бейся.
Нужно было хорошенько обдумать предстоящий разговор, но, как назло, в голове у Зали роились совсем другие мысли. Как там Ольт? Что они сделают с ним? Не ухудшит ли он каким-то образом её положение? В любом случае, он знает не больше остальных случайных свидетелей, которые видели её утром возвращающейся домой. И это, с одной стороны, избавляет Ольта от необходимости хранить тайну, а с другой – делает его очень уязвимым. Ему нечего дать им в обмен на свободу.
Минуты тянулись одна за другой. Зали уставилась на дверь, ожидая, когда раздастся легкое шипение открывающейся двери, похожее на вздох облегчения, и в проеме возникнет охранник. Наконец, это произошло.
