Максимилиан Саймак задумчиво посипел трубкой.
– Если я правильно вас понял, мистер Мохо, – сказал он, – нам предстоит погрузка и монтаж оборудования?
– Да, именно, сэр, – подтвердил Омал.
Саймак коротко взглянул на бортинженера Каттнера. Тот прищелкнул подошвами лунных башмаков и выбежал из рубки. Омал выложил перед капитаном карту.
– Вот, взгляните, сэр, – произнес психотурист, чувствуя себя не столько владельцем судна, сколько членом экипажа. – Может ли эта карта нам чем-нибудь помочь?
Саймак углубился в изучение карты. Омал ждал его резолюции, будто кары небесной. А вдруг капитан скажет, что это фальшивка? Впрочем, какой смысл Бофору подсовывать им фальшивку, если он и впрямь желает получить свои сорок процентов?
– Отличная карта, – к огромному облегчению психотуриста, произнес Саймак. – Почерк Торнтона Ловелла нельзя не узнать. По его планетографическим картам корабль можно сажать вслепую.
В рубку ввалился темнокожий великан Уэйнбаум.
– Ракетный грузовик, сэр! – доложил он. – С харвестером на прицепе. По-моему, это старая черепаха, а не горнодобывающий комбайн, но Генри от него в восторге.
Капитан Саймак поднялся, погасил трубку, сунул ее в карман кителя.
– Прошу всех, кроме мисс Брэкетт, которая займется расчетом траектории, принять участие в погрузке и установке оборудования, – сухо сказал он.
– Я готов! – поспешно отозвался Омал. Он опасался, что капитан исключит его из списка «всех» как яхтовладельца, но Саймак лишь благожелательно кивнул.
Омал уже хотел выйти из рубки, как вдруг из термоса подал голос профессор Стросс:
– Я тоже хочу принять участие, как-никак у меня десять щупалец.
– Благодарю вас, профессор, – отозвался Саймак. – Ваша помощь неоценима.
Омал снял со спины термос, отвинтил крышку. В облаке морозного пара показалось мешковатое тело, бледные глаза отразили беспокойные огоньки пульта. Выпростались щупальца, и нептунианин влажно шлепнулся на пол.
Омал прошел в свою каюту, чтобы хлебнуть вина перед работой. В горле у него было сухо, как в пустынном колодце. Он нацедил себе полстакана марсианского и сразу же вспомнил, как угощал Перри в баре. Словно наяву, он увидел ее глаза, которые молили о защите.
– Ма бахт! – с досадой воскликнул он. – Какой же я кретин!
В дверь просунулся стюард Янг.
– Вам что-нибудь нужно, сэр? – спросил он.
– Нет, Роберт, – машинально отозвался Омал. – Хотя… постойте, Роберт. Мне необходимо, чтобы вы остались на Титании, когда мы стартуем, и присмотрели за одной девушкой. Она мне очень нужна, Роберт, вы поняли меня?
– Так близко к дому… но совсем, совсем на него не похоже! – пожаловался профессор Стросс, отвернувшись, наконец, от иллюминатора.
Омал ничего не ответил нептунианину, он глядел, как дрожит горячее марево над лавовыми реками, пересекающими безжизненную равнину вдоль и поперек.
Тяжелые термоэкраны тянули «Тувию» вниз и мешали маневрировать. Лучшая в Солнечной системе яхта двигалась через атмосферу из горячих вулканических газов Оберона. И это было не скольжение балерины по сцене, а скорее пьяные потанцульки в дешевом баре с переворачиванием столов и мордобоем под занавес. Межпланетники старались изо всех сил, чтобы удержать яхту на курсе и не потерять харвестер, который шел в кильватере на радиобуксире.
Негостеприимная луна пыталась им всячески помешать: бессчетные жерла стреляли в «Тувию» раскаленными докрасна глыбами и фонтанами лавы; из огненных рек ни с того ни с сего вздымались высоченные пики, гремучие газы взрывались, раскатывая на пути яхты завесу клубящегося пламени. Положение осложнялось тем, что «Тувией» управляли только Саймак и Брэкетт. Уэйнбаум и Каттнер вели при помощи системы удаленного контроля тяжелый харвестер. Связь с машиной, которой суждено было сделать на Обероне всю «грязную» работу, то и дело прерывалась на секунду или даже на две. Харвестер тотчас же норовил уйти в пике, и приходилось прикладывать неимоверные усилия, чтобы автомат, стоивший им столько сил и нервов на Титании, не канул в кипящую бездну. На всех радарах были помехи, в радиоэфире прослушивались лишь сигналы самых мощных маяков, расположенных вдоль урановых колец. Если бы не удивительно острая интуиция и мастерство пилотов, то полет прекратился бы на первых же минутах спуска в атмосферу.
– Диаметр Оберона – какая-то несчастная тысяча миль! – пробурчал Омал, размазывая по лицу испарину. – Откуда же взялась эта сила тяжести? А такая активность?
– Активность может быть объяснена приливным воздействием Урана, его лун и, быть может, даже Юпитера и Сатурна… – начал было менторским тоном Стросс.
– Не несите чушь, профессор! – перебил нептунианина Бердо; Стросс обиженно захлопал бледными глазищами. Авантюрист держался молодцом, но волосы на его голове стояли дыбом. – Это все элизиум! Его залежи придают Оберону аномально большую массу. Сила тяжести здесь почти такая же, как на Земле. Отсюда и вулканическая активность: мантия и ядро луны сплющены и перегреты, под тонкой корой все бурлит и просится наружу, словно просроченное пиво.
– А мне кажется, что весь этот мир противится тому, чтобы на него ступила нога человека, – осторожно высказался Омал.
– Такой подход нельзя назвать научным, – развел щупальцами Стросс.
– Скажешь тоже! – Бердо закинул ногу на ногу. – Хотя… – Он поскреб небритый подбородок ногтями. – Эту чертову луну никто толком не исследовал. На ее счету – самое большое количество аварий космических кораблей и погубленных душ. Поэтому я, с вашего позволения, воздержусь и отрицать теорию Омала не стану.
– Смотрите! – воскликнул вдруг Омал. – Снег!
Бердо и Стросс прильнули к иллюминаторам. На их лицах заиграли серебристые блики. Вершины окруженных вулканами скал венчали пышные шапки снега. Они были такими яркими, что смотреть на них оказалось больно даже сквозь поляризованное стекло.
– Что за бред? – спросил сам себя Бердо и протер глаза.
Но «Тувия» уже пронеслась над скалами, прямо по курсу простиралась долина, изрытая руслами давних лавовых потоков. На их дне поблескивал тот же самый загадочный снег.
– Это металл, – сказал Стросс. – Железистый колчедан или что-то вроде него.
– Металл? – переспросил Омал.
– Да, здесь такие осадки. – Стросс помотал щупальцем над головой. – Вместо дождя сыплются кристаллы. Они, между прочим, еще и горячие. Прожигают скафандр от шлема до подошв…
Но Омал и Артур уже не слушали профессора. Черную вулканическую долину рассекала свежая борозда. В ее конце источала разноцветные дымы гора покореженного железа. Это был какой-то космический корабль. После крушения и взрыва топливных отсеков непрофессионал уже не смог бы определить его модель. Выжил ли кто-нибудь на его борту? Ждет ли помощи, обреченно считая последние граммы воздуха, закупоренный в рубке или в каком-нибудь другом стальном аппендиксе человек?
