Энакин вдруг понял, что ухмыляется от уха до уха.
— Ничего, — сказал он. — Просто это изумительно, по-моему.
— Как и все дары богов, — ответила Ууну. Все же Энакину показалось, что в ее голосе он услышал подозрительные нотки.
Они работали шесть часов без остановки, но теперь Энакин чувствовал ритм. Он сказал Ууну, что был в экипаже грузовика, и описал Корускант и Кореллию. Это вызвало у нее предельное отвращение, поскольку было невозможно говорить о столь высокотехнологичных мирах, не упоминая постоянно о разных “мерзостях”. Тогда Энакин сменил тему и заговорил об утраченном Иторе и луне Эндор, которые были менее чувствительным предметом для разговора.
После шести часов работы они сделали короткий перерыв, чтобы выпить воды и поесть кашеобразной субстанции, которую нужно было высасывать из какой-то штуковины. Энакин знал, что это организм, но предпочитал думать о нем как о теплой, объемной сумке с едой.
— Трудно представить себе все эти миры, каждый из которых такой же, как этот, а то и больше, — сказала Ууну между глотками. — Я выросла на одном из самых бедных “летяющих миров”. Там было очень мало места, мы жили в большой тесноте. А здесь нет ничего, кроме пространства.
— В галактике очень много необитаемых миров, — подтвердил Энакин. — Новая Республика с радостью предоставила бы вам жилище.
На лице Ууну появилось озадаченное выражение, к которому Энакин уже привык за время их разговоров.
— Почему йуужань-вонги должны просить о том, что боги нам приказали взять себе? Почему мы должны терпеть мерзости в галактике, в которой должны закончиться наши скитания, как постановил Йун-Йуужань?
— Откуда ты знаешь, что боги так постановили, Ууну? — спросил Энакин, стараясь избегать резких выражений.
Она сжала губы.
— Твой язык доведет тебя до смерти, Бейл Ларс. Я-то поняла, что ты скорее невежда, чем глупец, но другие не будут так терпеливы.
— Я просто хочу понять. Насколько я знаю, йуужань-вонги провели в космосе сотни лет, если не тысячи. Почему сейчас, почему наша галактика? Как боги объявили о своей воле?
Ууну слегка нахмурилась, но на этот раз не стала ругать Энакина.
— Знамений было много, — сказала она. — “Летающие миры” стали умирать, и начались большие беспорядки. Каста поднялась против касты, и домен встал на домен. То было время испытания, и многие думали, что боги покинули нас. Потом повелителю Шимрре было видение — новый дом, галактика, развращенная ересью, очищение. Жрецы первыми признали его видение правдой, потом формовщики, потом воины. Время испытания сменилось временем завоевания.
Она смерила его взглядом.
— Это все. Так все должно быть. Больше об этом не спрашивай, ибо здесь больше нечего сказать. Жители этой галактики примут волю богов или умрут.
Энакин кивнул:
— А «отверженные»? О них ты не упомянула. Какова их роль во всем этом?
Ее взгляд снова унесся вдаль.
— У нас свои пророчества. В этой галактике Йун-Шуно обещала нам избавление.
— В какой форме?
Ууну не ответила. Она продолжала смотреть на горизонт.
— Смотри, какой он огромный, — сказала она. — Все тянется и тянется.
Энакин подумал, что разговор окончен, но после долгой паузы Ууну вдруг посмотрела ему в глаза и не отвела взгляд. Ее голос упал почти до предела слышимости.
— Бейл Ларс, — сказала она. — Ты джиидай?
— Чего? — Энакин разбрызгал вокруг себя желтоватую пасту, которую с трудом запихивал в себя.
— Ты джиидай? — повторила Ууну. — Вопрос несложный.
— Да с чего ты взяла? — сказал Энакин. — Будь я джедаем, я бы дал себя схватить?
— У формовщиков есть одна пленная джиидай. По слухам, на этой луне есть и другие. А ты — никто не помнит, чтобы тебя привезли сюда. Кроме того, ты ведешь себя как-то не по-рабски. Ты какой-то… несогбенный, — она бросила на него изучающий взгляд. — А еще молва говорит, что иногда джиидаи позволяют себя схватить.
— Ну, я никому не позволял меня хватать, — заявил Энакин. Он решил, что это не будет ложью, поскольку его вовсе не схватили.
Он не дастся и сейчас. Он наедине с Ууну, а она не воин. Энакин приготовился, стараясь дышать ровно. Ему не хотелось причинять боль Ууну. Она относилась к нему более по-человечески, чем следовало; не ахти какое одолжение, но Энакин не мог этого не оценить.
Тут он заметил выражение, застывшее в ее глазах.
— Ты хотела бы, чтобы я оказался джедаем, да? Я тебя разочаровал.
Ууну вздохнула и вновь устремила взгляд вдаль.
— Если бы ты был джиидаем, ты бы сразу напал на меня, — сказала она.
— Ты в этом уверена, и тем не менее спросила? Зачем так рисковать?
— Нет никакого риска. Здесь поблизости спрятаны воины. Я высказала им свои подозрения.
Она скривилась от досады.
У Энакина встали дыбом волосы. Где они, эти охранники? Он не видел никого.
— Если ты сдашь им джедая, это освободит тебя от статуса “отверженной”?
— Само по себе — нет, — сказала Ууну немного тоскливо. — Лишь боги могут изменить мое состояние. Но я бы хотела встретить одного из этих джиидаев. И обнаружение джиидаи дало бы Йун-Шуно сильный аргумент, чтобы заступиться за меня.
— Ты уже раньше упоминала ее. Это твоя начальница?
— Это богиня, неверный. Богиня «отверженных». Единственная, кто может сделать меня истинным йуужань-вонгом.
— О.
— Возвращайся к работе.
Они опять занялись каждый своим делом — она ощипывала цветки, а он вырезал светляков.
— А как становятся «отверженными»? — спросил Энакин.
— Еще один бестактный вопрос, — сказала Ууну, но теперь уже легким тоном, хоть и скрываюшим упрек. — Некоторые из нас такими рождаются. Других проклинают боги за грехи и проступки.
— Я слыхал, некоторые «отверженные» считают, что они не заслуживают такого статуса, — произнес Энакин как можно более небрежно.
Ууну хрипло рассмеялась.
— Заслуживают? Что значит “заслуживают”? Мы просто такие, и все. — Она опять повернулась к Энакину, и в ее глазах вдруг появилось понимающее выражение. — А, ты говоришь о Вуа Рапуунге, который привел тебя к префекту расчистки полей?
— Должно быть, так его зовут. Я не уверен. Но он что-то такое бормотал. Не мне — он как будто меня и не замечал вовсе.
— Он сумасшедший, Вуа Рапуунг, — сказала Ууну. — Когда-то он был великим воином. Теперь он никто. Он не может этого вынести, потому и выдумывает всякие байки. Возможно, он даже верит в них.
— Байки?
