Я - Легион - Михаил Злобин

— Я вижу. — Последовал почти бесстрастный ответ, за которым парень различил легкие нотки удивления. — Я еще никогда не встречал никого, подобных мне. Ты поэтому так странно смотрел на меня в тот день?

— Да! Да! Не сразу, но я ощутил это в… в вас. — Заключенный часто закивал и раболепно начал лепетать, полагая, что контакт уже установлен, и теперь нужно лишь убедить его принять к себе Гудвина. — Я тоже никого подобного не видел! Я думал, что я такой единственный… нам нужно держаться вместе! На пару мы сумеет сдела…

— Зачем ты мне нужен? — От этих слов груди заключенного похолодело, словно он заглянул в глубину бездны, балансируя на натянутом канате.

— Я… я мог бы быть полезен!

— Чем?

— Я буду делать все, что ты… вы скажете!

— У меня и без тебя хватает исполнителей. Послушных, преданных, мертвых.

— Но ведь… — парню настолько не понравилось направление беседы, которая свернула на очень опасную для него дорожку, что он запаниковал и даже прослушал окончание его фразы. — Но ведь мы же одинаковые! Неужели это ничего не значит?!

Произнести вслух это было невероятно страшно, но Гудвин должен показать, что он не трус. Да, бесполезно пытаться давить на жалость тому, кто читает твои эмоции как открытую книгу, но попытаться было просто необходимо, хотя бы только потому, что иных идей парень не имел…

— Именно. Не значит. — Последовал ледяной, как космический вакуум, ответ. — Львенок и лев тоже одинаковые, только это не мешает матерому животному загрызать чужих, а иногда и своих детенышей, чтобы те не могли представлять для него угрозу в будущем.

— Я… я… — кровь отхлынула от головы, и Гудвину стало даже тяжело стоять на коленях, так что он рухнул на четвереньки, — я не стану ничем подобным заниматься! Я бы не посмел, никогда! Пожалуйста!

Между его пальцами заструился черный дым, принимая форму чего-то тонкого и продолговатого, вроде длинной спицы, а потом эта фигура невероятно стремительно, что невозможно было уследить глазом, полетела в Гудвина.

Заключенный зажмурился, ожидая боли или чего-нибудь в этом роде, но ощутил лишь все то же приятное ледяное дуновение.

— Что ты почувствовал?

Парень открыл сперва один глаз, потом второй. Он все еще был жив, и все еще стоял на полу на четырех костях. Уже одно только это невероятно обнадеживало. Он на секунду задумался над заданным ему вопросом, но потом спохватился. Нельзя его заставлять ждать, нужно отвечать как можно быстрее!

— Я почувствовал прохладу, касание чего-то… легкого и приятного. Оно вроде как звало меня, что-то шептало, но я не мог разобрать ни слова…

— Понятно… значит, придется по старинке.

— Что значит по старин…

Гудвин не успел договорить, как из-за его спины показался человек, внутри которого не ощущалось ни капли жизни. Такой же мертвый, как холодный бетон тюремных стен, но твердо стоящий на ногах и уверенно управляющийся со своим телом. Он вскинул руку, в которой оказался зажат пистолет, и тут же громыхнул выстрел. Яркая дульная вспышка была последним, что отпечаталось в памяти заключенного, а потом он провалился в непроглядный мрак холодного небытия.

Я стоял над телом зэка, имени которого не удосужился даже спросить, и рассматривал его неподвижное лицо с аккуратной дырочкой пулевого ранения во лбу. Вокруг его головы растекалась темно-кровавая густая лужа, наполняя камеру запахом меди. Это просто невероятно, впервые я повстречал кого-то, кто имел точно такой же дар, как и я. Совершенно нетренированный, невероятно слабый, находящийся в зачаточном состоянии, но дар. Судя по тому что он не сумел впитать в себя ни грана эманаций от убитых сокамерников, он даже оказался неспособен поглощать Силу. Его уровень развития был настолько ничтожен, что я не чувствовал в нем никакого присутствия потустороннего, которое, по его словам, он сам ощутил во мне. Для меня этот человек был неотличим от любого другого, и если бы не его аномальный испуг и удивление, граничащие чуть ли не с отчаянием, я б не стал даже им интересоваться. Но теперь мне осталось еще разыскать остальных его приятелей, на тот случай, если этот парень все-таки поделился с ними своими наблюдениями…

И первое время меня остро мучил вопрос, почему я не оставил ему жизнь? И я не мог найти на него ответа, по крайней мере, логичного и вразумительного. Как только я понял, что он такой же некромант, хоть и совсем зеленый, мой дар будто сорвался с цепи. Как оказалось, он не терпел рядом конкурентов, и бросился на чужака с ревностностью праведника, повстречавшего ересь. Это было даже не чувство, это было нечто сродни инстинкту, как у животного. И был этот инстинкт настолько сильным, что у меня никак не получалось ему противиться. В конце концов, откуда я мог знать, чего можно ожидать от людей, подобных мне? Ведь я сам свой дар изучил только поверхностно. Так что, в конечном итоге, я сопротивляться этому порыву не смог, и у меня не осталось выбора — этот парень не должен был жить. Вот только Силой, как оказалось, убить себе подобного было невозможно, поэтому я просто приказал одному из марионеток его застрелить.

Теперь меня одолевал вопрос, а смогу ли я его поднять и расспросить о том, что успел парень узнать о нашем даре?

Волна мрака, хлынувшая от моей фигуры, расплескалась по камере, стелясь по полу и обволакивая собой тела, лежащие вповалку. Она укутывала их подобно заботливой матери, а потом впитывалась в них, после чего ковер из мертвых людей пришел в движение. Вскоре на полу никого уже не осталось, кроме того самого молодого некроманта…

Я подошел к нему ближе и присел над телом корточки, возложив руки на его грудь. Пустив немного энергии смерти, я почувствовал, как будто внутри трупа что-то толкнулось. Что-то эфемерное и невесомое, напуганное, но в то же время агрессивное и бешенное, как загнанный в угол дикий хорёк.

От неожиданности я отпрянул от него и отдернул руки, словно этот воображаемый хорёк и правда мог вцепиться в мои пальцы. Я замер, ожидая, что мертвец сейчас зашевелится, но ничего не происходило. Тело парня все так же неподвижно лежало на полу, взирая застывшим удивленным взглядом в одну точку, а ощущение маленького зверя исчезло в то самое мгновение, когда я убрал с трупа свои ладони.

Я предпринял еще одну попытку, на этот раз внимательно прислушиваясь не только к мертвецу, но и к своему дару. В момент направления в покойника энергии, я снова ощутил судорожное трепыхание, в ответ на которое во мне начала нарастать тревожность.