дорманцы должны видеть свою королеву в тяжёлые времена. Я их не оставлю. В этом мой долг в первую очередь. У царственных особ не может быть только один ребенок или несколько. Все жители для меня как родные. Я давала клятву заботиться о своём народе, когда короновали Розгальда.
— Вы вызываете восхищение, миледи. Дорману повезло, что у его руля стоит такая благородная женщина, как вы, — с полнейшей искренностью заявила правительница Саркена.
— Не люблю, когда меня слишком хвалят, — смутилась та. — Разве только когда это делает мой супруг.
— Возможно, вы правы, королева. Увы, мне неведомы бриллианты семейной жизни.
Ханна направилась по просторному коридору дальше. Она не встречала ещё таких необычных особ, как Тисса. Что-то в ней её очень тронуло. Миледи не являлась воином, но всё же испускала внутреннюю силу, которую аливитянка никогда не видела ни в себе и ни в ком-либо другом. «Неужели любовь может быть мощнее натренированных мускулов и хорошо заточенного лезвия топора?» — пронеслась, словно комета в разуме мысль.
Когда она прошла дворец насквозь, то вновь закуталась плотнее в короткую шубу из песца. Сочные ягодицы Ханны и упругие бёдра обтягивали коричневые брюки из кожи. Когда женщина-воин двигалась, она не специально заманчиво виляла ими, так что стражники у ворот, не отрываясь, смотрели ей вслед, будто завороженные.
Перед ней тянулась среди свежего снега протоптанная тропинка, ведущая вверх, к основанию высокого храма, макушка которого терялась между белоснежными кучерявыми облаками.
В стенах базилики её обдало теплом. Всюду с потолка свисали чаши с полыхающим пламенем. Она преодолела прямоугольное помещение с двумя продольными рядами колонн и приблизилась к полукруглой апсиде. Там, возле алтаря, среди трепыхающих огоньков зажженных свеч, стоял на коленях король.
Ханна остановилась позади него. Женщина-воин не сомневалась, что он прекрасно её слышал. Не хотелось отвлекать Его Величество от молитв, поэтому та решила дождаться, когда он сам соизволит обратиться к ней.
— Вы верите в богов? — угрюмо произнёс Розгальд, не оборачиваясь.
Правительницу Саркена удивил такой вопрос.
— Я верю только в то, что женщины куда сильнее мужчин. Стоит только открыть им глаза на это.
Король поднялся в полный рост. Но продолжал сутулиться. Плечи его всё также выглядели поникшими.
— Не примусь с этим спорить, — король, наконец, посмотрел на неё. — О чем именно вы хотели поговорить, Ханна? Если про то безумие, что случилось сегодня ночью, то мои люди уже всё доложили мне.
— Милорд, в таком случае, вам не кажется, что ареопаг был весьма поспешно проведён по поводу наемника?
— Да. Я умею признавать свои ошибки. Конрад явно не стал бы врываться с такой дерзостью в Остбон после побега. Во всяком случае, даже если бы его заключили под стражу, то состоялся бы законный суд. Никто не стал бы казнить невиновного. Или вам кажется, что я не слежу за справедливостью в королевстве? — он пронзительно уставил на Ханну медовые переливающиеся глаза.
— Ваше Величество, я вас уважаю. И наслышана о вашем достойном правлении. Просто решила осведомиться, так как в данном деле замешана одна из моих воительниц.
— Что ж… Понимаю, — он сомкнул руки за поясницей. — Какой же глава государства не стал бы отстаивать честь своих людей. Я приказал военным отменить поиски Конрада. И если он когда-либо вернётся в мои земли, то я лично принесу ему свои извинения. Но, тем не менее, почему он решил сбежать? Как всё это случилось? Почему его предупредили? Для меня вышла весьма оскорбительная ситуация. Ведь выходит, аливитянка Фрида не доверяла закону Дормана. Стойте… Не стоит ничего говорить. Уж не знаю, что её натолкнуло на оное поведение и откуда у неё имелась информация. Однако не будем больше об этом. Зачем же копаться в белье невинных? Неправда ли?
Правительница в знак согласия одобрительно моргнула. Розгальд приблизился к ней.
— Потрошитель же до сих пор разгуливает на свободе. И при том он стал вести себя куда аффективнее. Слышал, вы уже опросили близких? И безрезультатно?
— Да. Всё верно, — король подал ей из вежливости руку, чтобы она взялась за неё для прогулки. Ханна обхватила его в области локтя. — Жутко не знать причин.
— Но, я так полагаю, вы сейчас отправитесь в свои родные края? Раз уж вы исполнили свой долг относительно одной из вас.
— Если вам не нужна наша помощь, то мы бы действительно выдвинулись уже сегодня обратно.
— Вы очень хороший человек, Ханна. Благодарю… Но в Саркене вас явно заждались. Любая страна нуждается в правителе. Должно же иметься равновесие в мире. Необходимо, чтобы существовал человек, к которому можно обращаться абсолютно всем. Глава страны — это людской щит от них же самих. Он обязан принимать удары, чтобы спасти всех от вырывающегося иногда на свободу животного начала.
— Чудесные слова, Ваше Превосходительство. С вами приятно беседовать.
Король проводил её до конюшни, где они распрощались. Аливитянки покинули Остбон.
После чего Розгальд направился к жене. Он обнаружил её на главной площади. Тисса разливала по деревянным плашкам бульон для голодных дорманцев. Его очень злило, что супруга так глупо рискует своим здоровьем и здоровьем будущего наследника. На него и так уже из-за этого бросают в Совете грозные взгляды. Ведь он обязан вразумить свою женщину. Никто не имеет права так несерьезно относиться к линии царской крови. Однако Розгальд слишком хорошо знал Тиссу. Она бы ни за что не стала его слушать и сидеть в страхе из-за чумы.
Королева всегда была нежной и покладистой с ним, но стоило только коснуться чьих-либо бед, как миледи бросалась сама в гущу событий, чтобы хоть кому-то оказать помощь. Правитель Дормана задумался: «А любил бы я её столь сильно, если бы она не являлась такой великодушной? Видимо, нет.» Розгальд считал, что красивых и умелых женщин достаточно много. Но вот слишком мало бескорыстных и жертвенных. Король радовался, что судьба его свела с настоящим кладом среди эрзацев. И теперь страшился, потому что больше не так сильно ценит её. Мысли все занимал отныне только Узгулун. Мужское тщеславие — одно из движущих чувств планеты, но в то же время одно из самых разрушительных.
Правитель Дормана зацепился за превосходящего его во всём врага и желал совершить невозможное. Любви в этом безумном состязании совершенно не находилось места.
Перед Тиссой сложно устоять, особенно перед её тёмными глазами. От них исходил жар, как от раскалённых углей. Ему было больно из-за создавшейся стены между ними, которую по большей части он сам же и выстроил.
Она держала замерзшими раскрасневшимися пальцами половник и разливала им бульон. Розгальд
