приближенных, доверенных персон, тактильно связанная с сюзереном, исполняющая его личные указания и обслуживающая его человеческие интересы. А также, в той или иной мере, способная влиять на принимаемые им решения.
Во времена двух последних царствований этот обособленный мирок состоял из нескольких укрупненных страт, но прежде всего нужно дать краткую характеристику двум ее важнейшим составляющим, широкими мазками, для общего понимания типов личностей, с которыми Рудневу предстоит иметь дело. При этом высшее гражданское чиновничество по самих господ министров включительно можно оставить в стороне, поскольку при всей кажущейся всесильности даже таких знаковых фигур, как, например, Витте, Коковцов, Плеве, Столыпин и Победоносцев, «шпаки», по большому счету, были всего лишь исполнителями высшей воли государя. А через него и вышеозначенного ближнего круга, прежде всего многочисленной царствующей фамилии и «дружины ея», касты гвардейского офицерства, выходцы из которого стабильно заполняли большинство высших постов государственных и территориальных администраторов.
Что, на самом деле, не удивительно: фактически, Россия была военной империей. Строительство ее именно как военной державы было неизбежным следствием стратегии выживания единого государства в географических и геополитических реалиях, от которых наша страна объективно не могла уйти ни тогда, ни ныне. Но, в отличие от сегодняшнего дня, в начале ХХ века поле выбора персоналий для высших госпостов ограничивалось сословным, средневековым механизмом, в критический момент истории искусственно тормозившим эффективность и конкурентоспособность государственной машины.
От «дружины» ближе всего стояли к царю представители кавалергардов, кирасир и конногвардейцев. Используя аналоги из феодальной эпохи, офицеры тяжелой рыцарской конницы. «Кавалеры», «латные кавалеристы», избранные в «царский полк» сливки поместного дворянства. Чтобы уяснить это, достаточно знать, что министрами Двора, а это де-факто главный пост в министерской иерархии, в последние три десятилетия существования империи были граф Воронцов-Дашков и барон Фредерикс, чьи цветущие годы прошли на службе в гвардейской тяжелой кавалерии.
Пара ярких штрихов к портрету, или о том, почему именно сливки и избранные. Юному корнету для выхода в полк гвардейских кавалергардов, конногвардейцев или кирасир из славного своим цуком Николаевского училища необходимо было: во-первых, получить одобрение своей кандидатуры полковым Офицерским собранием, а во-вторых, за личный счет представить двух строевых коней, соответствующих общему полковому экстерьеру. По аналогии для дня сегодняшнего – подогнать новые «мерс» и «бэху» топовых моделей. Кроме того, ему предстояло потратиться на шесть комплектов формы для самого офицера, включая шлемы и кирасы, отделку которых можно смело отнести к области ювелирного искусства, и четыре – конской сбруи с седлами. Отсюда понятно, что такие юноши были не просто золотой молодежью своей эпохи, а золотой молодежью в квадрате – отпрысками знатнейших и богатейших дворянско-помещичьих фамилий.
С учетом того, что последнее столетие правления династии Романовых царями становились люди западноевропейских, преимущественно германских кровей, их приверженности к рыцарской кавалерии удивляться не приходится. Это же генетическое! Латная конница для них – высшая форма государственного служения, главная защита и главный военный аргумент. Нет, вовсе не всесокрушающая артиллерия, не грозная и стойкая русская пехота, не лихие легкие кавалеристы – рубаки-казаки или скопированные с поляков и венгерцев уланы и гусары, не новомодное детище Петра – флот, наконец, а именно тяжелая латная конница – наше все! Но почему? Ведь время уже иное!.. А вот потому что… Так исторически сложилось, короче. Самое место поставить веселый смайлик…
В итоге получалось, что даже офицеры-дворяне, выходцы из всех прочих частей вооруженных сил, в карьерном отношении оказывались в проигрышной позиции перед своими визави, чей жизненный путь начинался под знаменами гвардейских полков тяжелой кавалерии. Ведь именно они пользовались особым доверием и благоволением своих августейших шефов, прекрасно знавших каждого из них лично. Если к этому добавить еще корпоративную круговую поруку, то доминирование в верхах бывалых усачей-шпороносцев вполне объяснимо. Но в конечном счете оно сыграло крайне деструктивную роль в судьбе страны…
Справедливости ради стоит заметить, что ярлык дикого барства ко многим этим офицерам был уже неприменим. Среди них было много людей образованных, талантливых, одаренных, имеющих патриотичный, государственнический взгляд. Но их умственно-психологическая зашоренность и высокомерный снобизм касты избранных, накладывающиеся на постепенную моральную деградацию сфер, как и любого иного закрытого, элитарного сообщества с течением времени, были налицо. Гибель Российской империи – это не столько результат роковых ошибок последнего самодержца, сколько неспособность всей нашей правящей верхушки найти себя в стремительно меняющемся мире и перед лицом грозной необходимости царя поправить. Поэтому Ульянов-Ленин, начертав знаменитое «верхи не могут управлять по-старому», был абсолютно прав…
Ну а правили бал в высшем свете царской России представители многочисленной императорской фамилии. Но при этом необходимо четко разделять семью самого государя и почти весь остальной сонм Романовых, за исключением, пожалуй, брата и сестер царя, великих князей Сергея Александровича и Александра Михайловича, а также Эллы, старшей сестры Аликс, великой княгини Елисаветы Федоровны.
Для такого взгляда на представителей правящего Дома достаточно веских причин. Первая из них связана с подкатившей к моменту восшествия на престол Николая II «Великокняжеской эпидемией». Попросту говоря, к концу XIX века имеющих право на трон великих князей и княжон расплодилось столько, что постоянно сдерживать в узде страсти и амбиции своих фрондирующих родичей неконфликтному и по натуре мягкому царю было едва ли возможно.
Часто там, где его отцу, решительному и суровому по отношению к строптивости родственников, обычно хватало одного грубого окрика или удара по столу кулаком, своими тактичными увещеваниями Николай только загонял вспыхивающие семейные конфликты под спуд. Но для того только, чтобы со временем столкнуться с очередными жестокими рецидивами. При этом нужно заметить, что первый пример открытого неповиновения Николаю подала перед всеми остальными Романовыми его же собственная мать! А как еще можно расценивать ее демонстративный отказ принести присягу сыну как новому императору-самодержцу? И он это публичное унижение проглотил. Дальше пошло-поехало…
Каждому третьему молодому великому князю хотелось жениться по любви. Что, естественно, грозило неравнородным браком, великосветским скандалом в масштабах всей венценосной европейской знати и позором русского царствующего Дома. Каждой второй великокняжеской ветви Романовых, особенно Владимировичам и Николаевичам, по мере рождения у Николая II и Александры очередных дочерей представлялось, что «Аликс не способна дать России наследника» и «надо неправильную семью поменять на правильную». На семью кого-то из сыновей Николая Николаевича-старшего или Владимира Александровича. Их-то жены «мальчика непременно родят».
Все эти мерзкие шушуканья и перешептывания по углам великосветских салонов, попритихшие было с появлением на свет цесаревича, тотчас же превратились в злобное змеиное шипение, как только в узких кругах прозвучало страшное слово «гемофилия». Наименее кровожадной была идея подкинуть Николаю всемирный перечень государей и их жен, коих мужья по разным поводам в свое время упекли в монастыри…
Так стоит
