— Ладно. — Колкий, оценивающий взгляд номер два. Неприятно, когда на тебя так смотрят. Будто препарируют по живому. — Попробуем. Но мне смуты в команде не нужны. Старайся договариваться. Если не уладишь проблему сам, приходи ко мне. Я буду решать. Но слишком много конфликтов — это недопустимо.
— Так и понял.
— Ну, лады. Знакомься с нашими пока. И отдыхай, первый раз всегда тяжело дается. Деньги у тебя есть? Едим мы из общего котла.
— Я могу скинуться.
— Нет необходимости. Садись к нашему столу.
На чисто выскобленную столешницу уже ставили огромное деревянное блюдо с целым поросенком в окружении мелких помидорок и перышек зеленого лука, нарезанные кружочками печеные овощи и тушеную капусту горкой, похожую на большого карпа рыбину, торчащую из миски с соусом, какое-то затейливое блюдо из каши, нарезанных яиц, мелких кусочков сыра и опять же соуса… Кушали тут на славу. Двое работников притащили небольшой бочонок и расставили кружки.
— Это Серт, — объяснил Альшер. — Попробуем. Словом, осваивайся.
Уговаривать себя я не стал — подсел на свободное место и зачерпнул себе каши. Блюдо на вкус показалось мне слишком уж необычным… Но надо ж привыкать к местной кухне, как и к местным традициям. Сюда они клали островатый сыр, который добавлял блюду своеобразия. В мешанине было и еще что-то, а что, я не мог понять. Ладно, естся — и слава Богу. Голодным не останусь.
Хмурящийся Альшер разрезал поросенка, потом рыбину. Я взял кусок одним из последних. Покосился на соседа — пока еще не знакомого мне даже по имени охотника. Тот сосредоточенно ел, внимания на меня не обращал. Остальные — тоже. Правильно, знакомиться будем постепенно.
Больше половины обедавших здесь были охотниками — я очень быстро научился отличать их от крестьян и торговцев. Кстати, последних тоже хватало. Те, что побогаче на вид, мирно беседовали с капитанами, видимо, о перспективах дальнейшего сотрудничества, те, что победнее, приставали к рядовым охотникам.
Чувствовалось, что здесь действительно к охотникам относятся с большим вниманием. В том числе и потому, что у каждого из промышлявших в «гармошке» были деньги. Деньги немалые, как я понял. По крайней мере эта трапеза, по местным меркам более чем роскошная, потому что еды сразу много и разной, на любой вкус, была для команды Альшера явлением обычным, судя по равнодушным, неоживленным лицам.
Поросенок оказался молочным и на изумление нежным — мясо буквально таяло во рту.
Ко мне присматривались с осторожностью саперов, словно я в любой момент могу взорваться. Расспрашивали медленно, не торопили с ответами и промежутки между расспросами заполняли обсуждением своих дел. Я понял, что команда орудует преимущественно на пятом, изредка шестом уровне «гармошки», предпочитает задерживаться там на несколько дней, поскольку знает более или менее безопасные области, где все-таки можно время от времени вздремнуть на часок и отдохнуть от магического давления среды, и сотрудничает с неким магом. Маг сам вычисляет для команды оптимальный маршрут, а потом забирает всю добычу сразу и платит очень неплохие деньги. Удобно и просто.
И — самое главное — ребята не делают паузу на целых четыре месяца, а переезжают в другую область, к другой «гармошке», открывающейся несинхронно с этой. И работают практически круглогодично.
Чуть позже меня поставили в известность, что раз я новичок, то мне предстоит кашеварить, искать дрова, если придется, первым сидеть в дозоре, и все такое. Это было мне понятно и очевидно — расплата за приход в новый коллектив из числа тех, что у нормального человека не должны встречать сопротивления. Так обычно и бывает в любой разумной группе. И куда приятнее, чем выплата намного меньшего, чем предполагалось, количества денег.
Силы восстанавливались очень медленно. Я больше лежал, чем ходил, при этом аппетит не радовал меня, приходилось заставлять себя есть. Благо еще, что теперь я мог валяться в чуть более комфортных, чем раньше, условиях. Команда Альшера устроилась на постоялом дворе со своим шатром, где все спали вповалку на войлочных подстилках, завернувшись в одеяла, а столовалась в трактире. Меня пригласили ночевать (а заодно и дневать) вместе с ними, отказываться я и не думал.
Да и какие более привлекательные варианты у меня оставались? На сеновале спать желающих много, потому что мягко и ароматно, а в тесноте сеновал терял добрую половину своей прелести. На то, чтоб снять целую комнату, да еще и сразу дней на десять, надо намного больше денег, чем у меня есть. Спать просто во дворе не так приятно, как в шатре, пусть и полном обитателей.
Можно считать, что это всего лишь туристический поход.
— Так удобнее и дешевле, — растолковал мне Ниршав. — Можно, конечно, по-барски устроиться, но чем больше тут потратишь, тем меньше семье привезешь.
— Ты женат?
— Почти все мы тут женаты. Почему нет, если есть деньги и можно позволить себе содержать жену и детей?
— А то, что охотник в любой момент может погибнуть, и семья останется без кормильца — не смущает?
— Хм… Странно рассуждаешь. Ты ж гладиатор! Да любой мужик в любой момент может умереть — что ж, ни одному не жениться? К тому же женщина ж не из пустоты взялась. У нее есть семья, в случае несчастья вернется к родителям с наследством мужа. Там уж они разберутся, что к чему.
И я был вынужден признать, что со своими вопросами, наверное, выгляжу до чрезвычайности странно.
О том, что отдых заканчивается и пора отправляться обратно в «гармошку», меня предупредили за день, но все равно трудно было заставить себя набить сумку своими вещами, да и вообще трогаться с места. Однако, поскольку деваться было некуда, пришлось пуститься в путь, и постепенно тело смирилось. А что ему оставалось…
Команда Альшера в «гармошку» входила ранним утром, как только та открывалась. Зрелище это само по себе способно было поразить воображение. До горного хребта мы добрались на рассвете, когда заря уже обесцветила небосвод, но еще не заиграла всеми оттенками алого, желтого и возможными полутонами. В какой-то момент ощущение напряжения заставило замереть окружающий мир, притихли птицы, даже шелест листьев смолк, воздух не двигался, словно его и не было. Горы вздрогнули, отбрасываемая скалами тень приподнялась, заиграла всем оттенками серого, как на картинах импрессионистов, внезапно поднявшийся ветер заиграл радугой, вознесшейся над хребтом.
Казалось, земля глубоко, бережно вздохнула, и там, где только что — как я видел со своего места — была тупиковая и очень короткая впадина меж скал, образовался полноценный проход в глубину кряжа.
