Боль теперь беспокоила редко. Живот заживал, рука уже начинала слушаться, появился здоровый аппетит. В общем, он шёл на поправку. Вот только некоторые странности, подмечаемые им в этой части госпиталя, иногда порождали смутное беспокойство.
Первое, что ставило в тупик, ограничение свободы передвижения, словно он находится под негласным арестом. Из коридора его не выпускали; санитары – здоровенные парни с акцентом западных фермеров из какого-нибудь Сент-Кристофа, вели себя вежливо, но всячески давали понять, что выходить за дверь на лестницу не положено. Да и дверь выглядела массивно и наверняка запиралась. Второе: отсутствие окон. О причинах оного Уэсс терялся в догадках и так и не решил, зачем это надо. Третье: из докторов его навещала только Эльбер Викс. Приходила она часто, но ненадолго. Складывалось впечатление, что здесь она единственный хирург, но тогда, что это за госпиталь такой? И наконец, четвёртое: вчера вечером Уэсса озадачила волна враждебности, исходившая от нового санитара при его появлении в коридоре. Эмоциональный фон санитара вскоре стал нейтральным, а Уэсс не подал виду, что просёк его настрой.
В туалете капитан присел у батареи и подвёл итог. Выходило, что он помещён либо в тюремную больницу либо в психлечебницу. Второй вывод, немного пораскинув мозгами, он отмёл. Потом встал и залез ногами на батарею, держась рукой за стенку кабинки нужника. В животе закололо, но боль была терпимой. Уэсс подтянулся на цыпочках и заглянул в узкое окошко. Сквозь толстые стёкла он увидел дюймовые прутья, вмурованные в бетон. Решётка! И кусочек синего неба со стайкой белых облаков.
Небу он обрадовался, словно ребёнок и минуты две таращился то на бесконечную синь, то на облака. Потом спустился на пол и грязно в сердцах выругался.
Итак, значит, решётка. Мозаика почти сложилась, оставалось только выяснить, как его сюда занесло и как отсюда выбираться. Дьявол! Чёртов провал памяти! От досады капитан долбанул кулаком здоровой руки в кафельную плитку стены. Плитка треснула. Он несколько секунд рассматривал получившуюся паутинку трещин и невесело улыбнулся.
А потом в этот же день состоялся разговор с доктором Викс в процедурной. Она усадила его за стол напротив себя и скорее не спросила, а сообщила:
– Вы любите кофе.
– Да, – согласился Уэсс, рассматривая её светло-серые глаза.
Эльбер встала и шагнула к ширмочке, за которой обычно хранились всякие медицинские принадлежности. Но вместо ванночек, шприцов и прочих штуковин там сейчас находился поднос с парующей весьма объёмной туркой, две чашки и стеклянная сахарница с ложками.
Поставив поднос на стол, Эльбер жестом показала, чтоб капитан не стеснялся и налил себе кофе сам. А она тем временем уже помешивала сахар, тяня чашку к губам. Уэсс кофе с сахаром не любил и с наслаждением сделал первые глотки.
– Мне кажется, Херберт, вы созрели для разговора, – начала Эльбер.
– Вы правы. У меня есть вопросы, на которые я бы хотел услышать ответы, – Уэсс решил не ломить напрямую, а насколько это возможно, прояснить степень свободы, отпущенной доктору. В том, что она ограничена некими рамками, он не сомневался.
– Хорошо, Херберт. Начнём с того, что вы помните. Какое последнее по времени событие с вашим участием доступно вашей памяти?
Уэсс медленно сделал глоток и ответил:
– Простите, Эльбер, но не зная вашего допуска, ответить не могу.
– Понимаю. Тогда, где по-вашему вы находитесь?
– В госпитале под арестом…
– Я не об этом.
Уэсс усмехнулся и вновь отхлебнул, посмаковав вкус напитка.
– У меня, Эльбер, есть только два предположения. Первое: я во что-то вляпался или набедокурил и теперь нахожусь под следствием. Однако ума не приложу, что бы я такого мог сделать. Да к тому же меня, видимо, крепко по голове огрели, раз память до сих пор не вернулась. Я помню себя до… где-то до начала октября.
По реакции доктора, капитан понял, что вызвал у неё живой интерес. И продолжил с улыбкой:
– Надеюсь, вы не огорошите меня известием, что на дворе какой-нибудь пятьдесят пятый год? Или пятьдесят седьмой? Знаете ли, не хотелось бы мне, чтобы провал оказался настолько продолжительным.
– Нет, Херберт, – поспешила успокоить доктор, – сейчас всё тот же сто пятьдесят третий год эры стабильности.
– Мне кажется, вы сказали это с иронией, нет? – Уэсс поймал согласную улыбку и про себя отметил, что Эльбер чертовски красива. Жаль, что между ними разница в возрасте, а то можно было бы как-нибудь потом попытать счастья. – Второе предположение: я нахожусь в плену.
Попал ли он в цель, Уэсс не понял. Доктор осталась невозмутима. А воздействовать на неё он не хотел. Во-первых, она ему нравилась как женщина, да и как-никак это ведь её золотые руки подлатали его раны. Во-вторых, сам не зная почему, он не сомневался, что об его способностях тут известно. И было бы просто глупо прошибать лбом стену, не зная что творится вокруг и не понимая своего места в здешнем раскладе.
– И какое из предположений вам кажется наиболее вероятным? – спросила Эльбер.
– Сам не знаю, – искренне ответил капитан. – Но я готов дать руку на отсечение, что во всём этом спектакле вы, Эльбер, и ваши несловоохотливые санитары – именно те, за кого себя выдаёте. Может я и ошибаюсь, но мы ведь в Велгоне, не так ли? Однако для меня загадка, что это за место, за что я здесь и как я вернулся.
– Вы хотели сказать: "вернулся домой"? – Эльбер дождалась согласного кивка и спросила: – А что если я вам скажу, что вы в Светлоярске?
Уэсс спокойно сделал глоток и самоуверенно ответил:
– Простите, но не особо верится. Я бы ещё поверил, если б у вас был стэбингский акцент… но подделать бракстонский говор!
Эльбер пожала плечами. Тут Уэсс прав, подделать говор жителей северной провинции Бракстон, куда не то что иностранцев никогда не пускали, а и жителей других провинций ограничивали в миграции, – да, подделать бракстонский диалект очень трудно.
"Пора!" – решила Эльбер, отмёв последние колебания. Да и Острецов уверял, что парню мозги не вывихнули. Значит, можно действовать. Грубо, конечно, но зато эффективно.
– Херберт, – сказала она, поймав его взгляд, – вы в Светлоярске. В госпитале Главразведупра.
Уэсс на мгновение застыл, не донеся чашку до рта. Капитана её слова крепко ошеломили. И пока не истекли бесценные секунды, она произнесла особой интонацией:
– Вы в плену, Херберт. Вас взяли во время покушения…
Целый эскадрон образов вдруг проскочил перед его мысленным взором. Запоры на тайниках памяти разлетелись вдребезги и он ВСПОМНИЛ! И одновременно ощутил отголоски давления на сознание со стороны Эльбер. Мышцы рук и ног оцепенели. Уэсс быстро сообразил, что борьба за контроль за его собственными мышцами грозит забрать слишком много времени. И тогда он словно раздвоился, продолжая смотреть на доктора, застыв с чашкой кофе в руке, и в то же время он видел себя со стороны и со всех направлений сразу. Так может видеть лишь истинное Я.
