— Пожалуй, я пойду с тобой, — сказал Ротбирт. — Но кто на море способен спорить с золотыми кораблями?
— Сперва я думал об Инго с Эргая… — протянул Вадим. — Но мне думается, сейчас кэйвинг Эргай не пойдёт в море. Ему важно удержать своё, — пусть боги ему помогут, но нам он не помощник…
— Может быть, кэйвинг Эндойна Рэнэхид сын Витивалье? — спросил Ротбирт. — У него двадцать пять скид. И его слова уже громко звучит вдоль берегов…
— Может быть… — задумчиво согласился Вадим. — Но веришь ли, я… боюсь.
Ротбирт подавился воздухом, как чёрствым куском:
— Чего?!
— Оскорбить Синкэ, — просто сказал Вадим. — Веришь ли, — повторил он, — но этот твой… кровный враг очень хороший парень.
— Поэтому ты не дал клятву и отсоветовал это мне? — вспомнил Ротбирт.
— Да… — Вадим вздохнул.
Они умолкли надолго. Ротбирт поднялся, легко разбежался по песку и, взлетев в воздух, вошёл в воду, как хороший клинок при колющем ударе. Его голова с волосами, ставшими чёрными от воды, выскочила на середине реки. Мальчишка нарочно давал стремнине увлечь себя, а потом выгребал в тихое место сильными, точными гребками — играл с рекой, побеждая её. Наверное, подводные девы с несытым вниманием следили за купающимся мальчиком… но яркий полдень — не их время.
Ротбирт плавал довольно долго… пока не увидел, что Вадим стоит на коленях — лицом в сторону леса, в крайне напряжённой позе. Даже спина выдавала какое-то нехорошее напряжение.
Выжимая волосы, Ротбирт подошёл к другу и опустился на колено. Тихо спросил:
— Что случилось?
— Собака, — буркнул Вадим. — Там, в лесу, лаяла собака.
— Откуда тут взяться собаке? Разве что какой охотник забрёл…
— Вот именно — неоткуда, — согласился Вадим, и Ротбирт понял, что друг имеет в виду:
— Да брось, клянусь луком Вайу! Ты же только лай слышал, ты не видел его…[9]
— Верно, — Вадим облегчённо ругнулся матом. — С вашими суевериями — наслушаешься и сам веришь… Ладно, — он выпрямился, — пойду и я поплаваю, да и пора, Синкэ небось думает, что нас унесли речные девки.
Ротбирт плавал лучше Вадима, и тот далеко отплывать не стал. Анлас между тем обсыхал, стоя на песке и уперев ладони в бока. Мальчишка глядел по сторонам весело и по-хозяйски.
— Вода ххххххолодная! — выдавил Вадим, едва вылез на берег — и пробежался по песку, потому прошёлся на руках и колесом — и снова на руках, болтая в воздухе ногами, чтобы сбить капли. Оба влезли в кожаные куртки и штаны под доспехи, в сапоги с тупыми шишками шпор, оседлали бродивших неподалёку коней и неспешной рысью поехали вдоль речного берега, а потом — звериной тропкой через лес к лагерю.
* * *
Эрна, естественно, оказалась девственницей. Надо сказать, что раньше — на Земле — Вадим приобрёл довольно богатый опыт того, что там называется "заниматься любовью". Правда, он считал это голимым сексом. И тут ошалел, поняв, сколько терял от того, что сам не любил никого из своих партнёрш. И понял, насколько был прав, отказываясь даже про себя называть простой "перепихон" "занятиями любовью". О чёрт, к любви это имело отношения не больше, чем прославленное анекдотами кувыркание с Резиновой Зиной…
Что такое, когда ты ложишься не просто с той, которая любит тебя (этого хватало и раньше), но и сам при этом любишь, а не просто хочешь — Вадим понял только в повозке анласского лагеря на Эрде. Почему-то приходила в голову глупая строчка из глупой песни, тут оказавшейся как нельзя верной: "Я на тебе, как на войне!" Попсятина в кои-то веки оказалась права выше крыши, а обретённым в такой страшной ситуации голосом Эрна пользовалась так, что и Вадим в конце концов заорал "люблю-у-у-у!!!", сам не понимая, что орёт. Повозка качалась, тряслась, кособочилась, скрипела, ухала, визжала и проседала, как корабль в бурю. В конце концов молодые люди, не говоря грубого слова, укатали одна другого и один другую так, что уснули, не выпуская друг друга из рук. И честное слово, так глубоко и спокойно Вадим не спал давно…
…Тогда он проснулся под утро. Уже привычно осмотрелся сквозь чуть разжмуренные веки (ощущая, как распухли губы и приятно, как-то пусто, ноет каждая мышца). И притих. В повозку пробивался свет хмурого зимнего утра, скрёбся в навес дождь… а Эрна сидела сбоку от него и водила своими волосами, что-то тихо приговаривая, по груди мальчишки. Наверное, это невесомое щекотание его и разбудило.
Он сел. И увидел, что на груди и животе в несколько рядов изображены — явно кровью — пять одинаковых значков. Три из них Вадим знал — их показал Ротбирт, это были женские священные знаки, которых, как правило, не знают мужчины (Вадиму, кстати, открыли ещё два воинских и два охотничьих). Наверное, и два других тоже…
Эрна немного смутилась, но тут же посмотрела даже с некоторым вызовом. Провела рукой по буроватым рядкам значков:
— Теперь ты мой, — сказала она. Голос у неё был негромкий (обычно), чуть хрипловатый. — Навсегда мой.
— Заколдовала? — Вадим обнял её руками за шею и коснулся своим лбом — её. — Я и так твой. Никуда бы не делся.
Эрна спрятала лицо в волосы и, заплакав, призналась в страшном грехе — пока мальчишка спал, она заколдовала и его оружие, и доспехи, и даже выходила из повозки и заколдовала коня (такого, как Вихрь, уже не будет, но и нового — очень неплохого — Вадим назвал так же…). Чтобы если Вадомайр захочет ей изменить, в бою оружие сломалось, доспех превратился в гнилую кожу, а конь сбросил хозяина… Вадим не стал смеяться. Во-первых, это было бы низко. А во-вторых, он уже понял, что тут слова значат намного больше, чем на Земле. Эрна хлюпала, сама раскаиваясь в том, что натворила. Вадим начал целовать её — лицо, руки, а потом…
…В общем, Вадим выбрался из повозки к середине дня. И ещё долго служил предметом бесчисленных острот, сыпавшихся со всех сторон. Сперва он смущался, потому что анласы не стеснялись в выражениях и не пользовались эвфемизмами, а, так сказать, прямо предполагали, как, что и кто делал в повозке, да при этом ещё и ржали. Потом начал злиться. А потом подумал: а ну и что? Что такого он делал? И начал или сам отвечать остротами (благо, было что сказать), или смеялся вместе со всеми. А позже он узнал, что женщины тоже подкалывали Эрну… но без зла.
За Эрну некому было платить выкуп. И Вадим понимал, что их положение неопределённое. Атрапаны делами брака не занимались — девушек "выдавала" их семья, в крайнем случае — хангмот зинда. Но от зинда считай никого не осталось, а семьи Эрна и не помнила. Был правда ещё один вариант, о котором Вадим говорил с Ротбиртом…
…Ротбирт ходил хмурый несколько дней, пока Вадим не поговорил с ним возле той же повозки. Разговор был откровенный и не очень приятный, но…
