Никита Шмелев - Вожак кочевников. На службе его светлости (сборник)

– Ага. А градоначальник где? – этот вопрос я задал просто так, у же собираясь идти к двери. Но реакция стражника меня поразила. Он вдруг забубнил, словно чего-то смущаясь.

– Э-э, так его… Господин градоначальник… Он… отдыхать изволит… Нету его…

Я хмыкнул и пошел к двери. За ней оказалась плохо освещенная комната, в которой за столом сидел сутулый человек и водил пером по бумаге.

– Господин Сэптим? – осведомился я. Человек поднял на меня усталые глаза. – Меня зовут Иоганн, я чиновник барона Вульфгарда.

– Ах! – в глазах человека зажглась неподдельная надежда. Так бывает, когда появляется нежданная, но необходимая помощь. Он вскочил. – Да-да. Проходите, господин Иоганн. Сэптим – это я.

Я сел на предложенный мне стул. Сэптим засуетился, пытаясь привести свой стол в порядок. Судя по всему, он проводил в кабинете большую часть своего времени, так как среди бумаг стояли тарелки с недоеденной пищей, валялась всякая бытовая мелочь, даже бритвенное лезвие.

– Я уж и не думал, – проговорил Сэптим, – что вы приедете. Вы из тайной канцелярии?

– Нет. Я из другого ведомства.

– А! – Сэптим разочарованно посмотрел на меня, даже обидно стало. – Но я надеюсь, что вы сможете нам помочь, а то я уже не знаю, что делать.

– Вы успокойтесь, сядьте. Итак, давайте по порядку.

– По порядку… – Сэптим застыл со стопкой бумаг в руках. Затем он вздохнул и, более-менее успокоившись, сел на место. – Хорошо.

– Значит, так, – сказал я, решив взять инициативу на себя, – из вашей депеши я понял, что неизвестные люди смущают крестьян и склоняют их к безделью и…

– Нет-нет, – перебил меня чиновник, – не совсем так. Понимаете, господин Иоганн, они не говорят ничего плохого. Они… трудно объяснить. Сам я никогда их не видел. Но их видел один знакомый мне ремесленник. Он живет здесь, в Западном Склоне, делает посуду, всякие вазы и тому подобное. Однажды он видел этих людей в трактире. Они просто говорят о всяких магических вещах, о волшебстве. Ничего особенного… Но, – Сэптим подался вперед и от него прямо на меня прошла волна явного неподдельного страха, – он сказал, что они… околдовывают людей. Он сам потом чувствовал какое-то притяжение к этим людям. Как будто что-то зовет к ним снова и снова. Он – мой знакомый – говорил, что крестьяне прямо липнут к ним. Я не знаю, как это объяснить, но это, правда, ужасно. Вы, наверное, считаете меня дураком? – спросил он неожиданно.

– Мог бы, – ответил я. – Если бы сам кое-чего не видел.

Я рассказал Сэптиму о женщине, которая была в приемной зале Роберта Кастлгейта.

– Ну, вот! – с жаром воскликнул чиновник. – Вы видите? И это не самое страшное. Со вчерашнего дня наш… наш…

Сэптиму замялся. И вдруг я сам продолжил за него:

– Градоначальник… он тоже?

– Да, увы. Он… понимаете, наш градоначальник часто позволяет себе… отдохнуть в какой-нибудь таверне или еще где-нибудь… он…

– Ясно. – Я видел, что малому стыдно говорить плохо о своем начальнике. – Недавно он сам встретил этих людей и, так сказать, попал под их влияние?

– Да, господин Иоганн. С тех пор он не приходит в ратушу. Я, господин Иоганн, я не знаю, что теперь будет. Если срочно не предпринять что-то, то эта… эта зараза, эта болезнь пойдет дальше!

Я задумался. Если даже половина из того, что я услышал, правда, то дело серьезное. Серьезней, чем казалось мне, барону и уж тем более рыцарю Кастлгейту. Мне было не по себе, потому что я, как и Сэптим, не знал, что делать дальше. Это было совсем новой проблемой, ни с чем подобным я никогда не сталкивался. Единственная мысль, которая пришла мне на ум, была простой: надо самому посмотреть на этих людей.

– Где видели этих неизвестных? – спросил я.

– Чаще всего они появлялись в придорожном трактире неподалеку от города. Мой знакомый был именно там, когда они появились, да и муж той женщины, которую вы встретили в доме господина Кастлгейта, полагаю, тоже. Трактир стоит на отшибе, к северо-западу отсюда. Но их встречали и в других местах. В разных тавернах округи. А вы, – Сэптим недоверчиво посмотрел на меня, – собираетесь сами пойти туда?

– Да. И лучше всего прямо сейчас.

– Это опасно, господин Иоганн. Я боюсь за вас.

– Ну, если ваш знакомый ремесленник смог выдержать общение с этими людьми, как вы говорите, то попытаться стоит.

Уже стемнело, когда я добрался до трактира. Кроме выглянувшей из-за облаков луны, он был единственным источником света среди окружавших его полей. Приблизившись к трактиру, я не услышал привычных для такого места пьяных выкриков и песен. Это подогрело ощущение тревоги, которое увеличилось после разговора с чиновником. Стрела замедлила шаг.

– Не бойся, – я похлопал свою лошадь по шее, – мы и не такое переживали.

На всякий случай я спрятал гербовую брошь в сумку, а без нее распознать во мне чиновника было невозможно. Просто некий путник, нашедший место для отдыха на безлюдной дороге.

Перед тем как войти в трактир, я вытащил два своих топорика из футляра и положил их поверх остальных вещей в сумке, чтобы было удобно выхватить в случае чего. «Хотя чем это тут может помочь?» – шепнул внутренний голос.

В трактире было полно народу. В основном крестьяне и охотники. Они кучковались маленькими группами, перешептывались. Ожидание висело в воздухе, как дым. Ожидание чего-то особенного. Я сел в углу. Ко мне направился помощник трактирщика, хотя его мысли явно были далеки от того, чтобы быстро обслужить посетителя.

– Кружку эля и поесть, – сказал я.

– Ща, – вяло отозвался малый.

– Эй, парень, – окликнул я его, пытаясь заглянуть в глаза. – Что это у вас так тихо?

– Все ждут, – ответил он.

– Чего?

– Они должны скоро быть здесь, – сонно проговорил помощник трактирщика и направился выполнять заказ.

А я так и уставился в его спину. «И взгляд такой пустой, а голос нежный, тихий», – говорила та несчастная женщина. Точно, именно таким был голос помощника трактирщика. Словно он ждал чего-то чудесного, желанного, единственного, о чем мог мечтать в жизни. Я сжал под столом кулак, закрыл глаза. Нужно было успокоить нервы, сосредоточиться. В ожидании питья и еды я пытался подслушать разговоры за соседними столами. Но все присутствующие говорили слишком тихо, почти шепотом. Это было просто неестественно.

Ближе всего ко мне было три стола. За одним – четверо крестьян. Они склонились друг к другу, почти не пили, обсуждали что-то. За вторым сидел еще один человек, скрестив руки на груди. Он опустил голову и вроде бы дремал. За третьим расположились двое в слегка запачканной дорожной пылью одежде, но говорили они мало, больше удивленно смотрели по сторонам.