— Не «пока», а «если», — Ингрид присела возле Седова и взяла его руку в свою, — Сергей, я не могла сказать тебе правду. Я не могла потерять тебя и… его.
— А я? — хрипло спросил Седов, — что я теряю, ты подумала?
Он встал, отошел к печи и уперся головой в кафель. Стенка была теплая и гладкая.
— Я не мог тебе сказать, что ты не сможешь от меня избавиться.
«Смогу, если сдамся», — упрямо подумал Седов.
— Процедура изъятия проходит долго и болезненно.
«Если будет необходимо — я потерплю, но сказать ты мог — все равно я тебе ничего не сделаю».
— Наверное, я эгоист. Я подумал, что ты будешь ненавидеть меня. А теперь ты…
«А теперь я ненавижу Ингрид? Не знаю… я ничего не знаю. Я даже не понимаю, где заканчиваюсь я и где начинаешься, ты».
— Мы — одно целое.
«И беседуем друг с другом. Это — болезнь. Я — потенциальный пациент психиатрической лечебницы».
— Ты здоров, я проверил. Ну, некоторые отклонения есть, однако я их исправлю…
«Нет. Ты ничего не сделаешь, не поговорив со мной, или я сделаю все, чтобы тебя уничтожить. Я найду способ покончить с собой».
— Но тогда ты причинишь боль тем, кто тебя любит. И потеряешь их.
«Я их уже потерял. Неужели ты думаешь, что я стану встречаться с детьми, с друзьями, понимая, что представляю для них угрозу?»
— Угрозы нет. Я их тоже люблю…
«Заткнись!»
Седов поднял масленку, накрыл крышкой и поставил на стол. А если сейчас схватить вот этот нож для масла и полоснуть себя по шее?
— Не надо этого делать.
— А если я сдамся Совету Безопасности?
— Вас упрячут в исследовательский центр на всю жизнь, — сказал Делануа, вытирая губы салфеткой, — поверьте, я знаю их методы. Примерно то же самое случится, если вы свяжетесь с любым государственным институтом.
Почувствовав, что еще минута, и он сорвется — закричит, начнет ломать мебель, может быть, даже изобьет Делануа, Седов сунул руки глубоко в карманы и направился к лестнице.
— Что вы решили, Седов?
— Ничего. Почему О'Брайан создал разумное существо? Неужели нельзя было придумать что-то типа биологической программы? Ингрид, ты понимаешь, что я свихнусь, разговаривая с ним? Насколько проще было бы, оставайся я в неведении о том, что мне предстоит.
— Я не знаю, почему О'Брайан создал мыслящее существо, — ответила Ингрид, — но я не понимаю, какая разница, будет мутация твоего тела спонтанная, активизированная развитием обновленного организма, или индуцированная, то есть искусственно вызванная сознательным воздействием анимата.
Седов остановился на первой ступеньке.
— Послушай себя, Ингрид. Как мне может быть без разницы мутация моего тела? Моего, то есть меня, Сергея Седова? А-а… — он махнул рукой и стал подниматься по лестнице, чувствуя горечь, словно только что раскусил червивое яблоко.
Он пролежал весь день и всю ночь на узкой постели, глядя в покатый потолок. Анимат молчал. Два раза стучалась Ингрид, но Седов не ответил, делая вид, что спит.
Часа в три ночи он спустился вниз. Ингрид не было, Делануа сидел, вытянув ноги к печке, и покуривая трубку.
— Хотите выпить? — спросил он, — есть можжевеловая водка.
— Он нейтрализует спиртное, — ответил Седов.
— Если тебе станет легче, когда ты примешь алкоголь, я не буду этого делать.
Ничего не ответив, Седов выпил стакан воды и поднялся к себе. Ночью он задремывал на несколько минут — спать он боялся, потому что не знал, что увидит во сне. Голода и жажды он не испытывал. Не хотелось ни курить, ни даже выпить. Не хотелось ничего, кроме, как лежать в темной комнате, будто в могиле. Под утро он забылся сном, но, вопреки его страхам, снилось что-то хорошее и радостное. Только в далеком раннем детстве он чувствовал себя таким же беззаботным, как в этом сне. К сожалению, когда он проснулся, в памяти ничего не осталось. Однако ощущение наступившего праздника не оставляло его. Седов вспомнил, как лежал вчера в отчаянии и удивился. Это же то, чего он хотел — конец рутине, конец бессмысленному существованию. Надолго, или нет, но новые впечатления ему гарантированы. Ну, а если анимат все-таки, подгребет его под себя, то есть слабая надежда, что первым изменится сознание и остальных изменений он уже не почувствует.
— Как это: подгребет?
«А ты не подслушивай. А то в угол поставлю», — подумал Седов и удивился, что перестал воспринимать анимата, как врага. В самом деле, он-то в чем виноват? Вытащили из уютной ванны, пересадили в чье-то прокуренное, проспиртованное, изломанное тело, не спросив согласия. — «Есть хочешь?»
— Я, как ты. А как это: в угол поставлю?
«Это я пошутил. Но если ты меня достанешь — не буду с тобой разговаривать».
— А как это: достанешь?
— Учись понимать по смыслу фразы , — отрезал Седов.
Он умылся холодной водой, удалил проросшую щетину гигиеническими накладками и спустился на первый этаж.
Ингрид и Делануа сидели за столом, стараясь не глядеть друг на друга. Делануа поглощал рогалики с какао. Ингрид размазывала по тарелке овсяную кашу. Оба посмотрели на Седова с ожиданием.
Сергей не слеша набрал программу, дождался, пока в лотке появится яичница с беконом и тосты, присел к столу и лишь тогда обнаружил, что от него чего-то ждут.
— В чем дело? Я должен что-то сказать? Или у меня уже выросли рога? Ах, да — с добрым утром. Ингрид, ты плохо выглядишь. Господин Делануа, а вам не надо бы злоупотреблять водкой по ночам.
— Я не спала всю ночь, — сдерживаясь, ответила Ингрид, — в отличие от тебя.
Седов пожал плечами и отправил в рот кусок яичницы.
— Я-то при чем?
Ингрид вскочила из-за стола, скомкала салфетку и швырнула ее в тарелку.
— Как ты можешь? Я ведь извинилась!
— Беда многих людей в том, что, извинившись, они считают инцидент исчерпанным, — негромко сказал Делануа. — Вы изменили, чтобы не сказать, испортили ему жизнь. А заодно и мне, и себе и, возможно, всем. Абсолютно всем. Если выкладки О'Брайана верны — изменится все человечество, но вот со знаком плюс или со знаком минус, это неизвестно.
— Вы лекции читать не пробовали? — сдавленным от ярости голосом спросила Ингрид, — у вас здорово получается.
— Хватит! — Седов легонько пристукнул ладонью по столу, — я принял решение. Я остаюсь здесь и попробую жить с этим, — он ткнул пальцем в грудь, — как его?
— Ты обещал придумать мне имя.
