сделать?
Сам Святослав был не слишком силён — пятый или шестой ранг. Я не помнил, когда именно он получил пятый — то ли в середине, то ли в конце тридцатых. Так или иначе, ничего выдающегося. Я и сам, вероятно, находился на таком же уровне или, по крайней мере, приближался к нему.
Но ведь до Шереметева надо ещё добраться. Его усадьбы надёжно охранялось. Имея всего шесть человек стражи, нелегко будет туда пробиться. Конечно, можно попробовать выследить его в Москве — тогда убить будет проще, но тоже не факт, что получится. Он просто удерёт, если почувствует угрозу.
Однако главный вопрос заключался в том, как воспримут это убийство остальные влиятельные аристократы и не получу ли я ещё больше проблем — причём таких, от которых даже Вяземский не спасёт. Ведь одно дело — устроить потасовку в провинции, совсем другое — убить высокопоставленное лицо в столице.
На провинциальные разборки сообщники Шереметева готовы были закрыть глаза, им вовсе не хотелось лезть в наш с ним личный конфликт, да и собственных забот у них хватало. К тому же каждый втайне желал ослабления своего конкурента. Но убийство Святослава — совсем другое дело. Вряд ли Бельский, Орлов и прочие будут горевать по нему. Наоборот, только порадуются. Но могут воспринять данный акт, как непосредственную угрозу собственным персонам. И тогда мне конец.
В данном случае наиболее разумным выглядел план, предлагаемый Петром Оболенским — убрать всех, кто причастен к убийству прежнего императора и посадить на ответственные посты лояльных нам лиц. Но где брать столько сил, чтобы это осуществить? Большинство заговорщиков было ликвидировано, и Оболенский ушёл в глубокое подполье.
В прежней версии истории у него так и не получится осуществить задуманное. Скоро он завязнет в войне с конкурентами на Урале, потеряет нескольких родственников, а потом и сам скончается. Его род продолжит жить, но в судьбе государства уже не сыграет значимой роли.
Все эти вопросы мы и обсуждали с Никой на следующий день, пока ехали на поезде до Москвы. Сидели друг напротив друга в люксовом купе, пили чай и общались. В последнее время мне нечасто выпадал случай побеседовать с начальницей стражи, и я решил воспользоваться моментом.
Вместе с нами в соседних вагонах ехали десять стражников рода Оболенских. Я решил вернуть их как можно быстрее, чтобы Виктор не нервничал и не катил на меня бочку. К счастью, никто из них серьёзно не пострадал, отделались ушибами.
А вот двадцать три стражника, предоставленные мне ректором, пока оставались в Ярославле. У Вяземского было так много бойцов, что для него не стало проблемой отдать мне во временное пользование дюжину парней. Он не настаивал на их скором возвращении, мне же требовались люди для обеспечения безопасности предприятий и моего особняка, где и разместилась половина стражников.
Я не собирался держать их долго, на их содержание уходило слишком много денег. Через три недели половина вернётся в Москву. Десяток же останется, по крайней мере, до тех пор, пока у меня не появятся свои.
— Шереметев не успокоится. Я с тобой в этом полностью согласна, — говорила Ника. — Тебе следует увеличить численность стражи. И старайся никуда не ездить без охраны.
Как же она была права! В тридцатые годы все аристократические роды увеличивали численность стражи. Никому не хотелось оказаться беззащитной жертвой перед лицом крупных хищников. А некоторые и сами становились такими хищниками.
— Разумеется, надо, — ответил я. — Но во-первых, для этого нужны деньги, во-вторых — время. Я кажется, тебе говорил, что планирую получить к лету десять новый стражников. Сейчас это, к сожалению, невозможно. И ты знаешь, во сколько мне обошлись те тридцать пять человек, которых я арендовал у Вяземского.
— Стражники из приютских воспитанников обойдутся дорого, — сказала Ника. — Можно рассмотреть другие варианты.
— Например?
— Когда я выслеживала Никитина, мне удалось узнать, где собираются тайные эфирники. Их, по большей части, контролируют воровские банды на Пресне, но можно попробовать завербовать к себе. Качество материала будет невысоким, зато такие люди будут работать за восемьдесят-сто рублей. Их можно использовать в качестве рядовых охранников. Это освободит опытных стражников для более важных дел.
— Воров брать? — я скептически хмыкнул. — Да их самих охранять придётся.
— Я считаю, что в вашем положении можно попытаться. Взять на службу, устроить проверку и посмотреть на результаты.
Я слышал о проверках. Она ждала почти каждого, кто устраивался на службу к знатному роду. Кандидату подсылали человека, который предлагал деньги или ещё какие-то блага в обмен либо на шпионаж в пользу другого рода, либо на иную диверсию. Если стражник, влекомый, жаждой наживы, соглашался, его отсеивали.
Таким образом, подготовка стражи была делом трудным и долгим. Обычно для этого брали ребят из приютов, учили драться, стрелять, следовать приказам. Затем — проверка.
Но если эфирники и одарённые из приютов имели хотя бы минимальные выучку и воспитание, то парни с улицы, как правило, были не слишком сильными (сильных тащили в приюты, слабых — не всегда), с ранних лет попадали в банды и жили по воровским законам. Денег они запрашивали немного, готовы были впахивать за сто рублей, но и чудес ждать от них не приходилось.
Другого же способа набрать себе стражу просто не было. Одарённые и эфирники — слишком ценный ресурс, которым никто не спешил разбрасываться. Работу по объявлению им искать не приходилось.
Я невольно залюбовался на Нику. Она сидела напротив спокойная и, как обычно, сосредоточенная. Её тёмно-зелёный костюм выглядел весьма скромно: юбка и пиджак без каких-либо украшений и изысков. Но при этом чувствовалась опрятность в каждой мелочи. Нике подошла бы военная форма, но стражники формы не носили.
Встретившись с моим взглядом, Ника не выказала никаких эмоций. Её лицо оставалось каменным.
— А ты, кстати, как попала к нам на службу? — спросил я. — Ты, кажется, уже давно у нас.
— Меня с детства воспитывали ваши слуги, — проговорила Ника. — Моя мать была служанкой в доме твоего отца. Когда обнаружились зачатки дара, меня решили не отправлять в приют. Благодаря Василию Михайловичу я избежала участи обычной для всех одарённых простолюдинов и росла с мамой, пока она не умерла. Я очень признательна за это твоей семье.
— Да, он правильно сделал. Скажи, мне всегда было интересно… ты никогда не хотела заняться чем-то другим?
— Чем, например?
— Я не знаю. Возможно, работать
