потопа, высвечивали растянувшуюся перед ними длинную извилистую пещеру. Лодки рвались вперед, отчаянно пытаясь найти спасительный выход из воды. Дариуш налегал на весло до тех пор, пока у него не заломило ноги, а спина не стерлась до крови. А затем, благодаря как удаче, так равно и мастерству их рулевых, они нашли брешь в потоке и выскочили на открытый воздух.
Лодки висели среди облаков, их гребцы выдохлись, никто не разговаривал. Затем, по-прежнему молча, лодочники на всех пяти суденышках поддернули тросы, и лодки вместе поплыли дальше.
Четыре цветочные лодки были переполнены горожанами. Пятая оказалась почти пуста, если не считать дюжины человек из тайной полиции и Кестрела. Они выбросили мужчин и женщин, укрывшихся в ней, и весь последний час вообще не гребли. Всю работу сделали за них другие лодки. И вот ружейным дулом и обнаженной саблей они принялись утверждать свою власть над усталыми, растерянными людьми, которые их спасли.
— Конечно, они сразу обнаружили нас с Ричардом, — сказал Дариуш, обходя на катамаране вокруг медузообразного облака. — А раз при нас была уйма веревок, Кестрел часть взял и связал нас. После этого они продолжили помыкать всеми остальными. Не думаю, чтобы Кестрелу сильно нравилось то, чем занимались его приятели, но остановить их он даже не попытался.
— Он был иностранцем, — пожал плечами Чейсон. — Что он мог сделать?
— Мог хотя бы сказать что-нибудь. — Дариуш мрачно посмотрел на приборы. — По любому, они снова заставили нас грести. Хотели сбежать к внутренним городам, где гретели не достанут. — Тут он ухмыльнулся. — Но гретели нас нашли раньше.
С наступлением вечера небо заполнилось кораблями. Гретель собрал гигантские силы вторжения, флот легко бы захватил Слипстрим, обрати они внимание в ту сторону. Корабли, конечно, были причудливые, как и все в Гретеле, — обвешанные украшениями, знаменами и картинами со сценами из древних сказок, в которых гретели обыкновенно черпали смысл жизни. Железный крейсер, покрытый изображениями полумифологических зверей, зовущихся медведями, подплыл и потребовал, чтобы цветочные лодки сдались. Никто из головорезов не отважился спорить с этим чудищем.
— Они нас перед тем, как подтягивать к себе, долго разглядывали, — сказал Дариуш, улыбаясь при воспоминании. — Капитан вполне посочувствовал. «С простыми людьми я не ссорился, — сказал он нам. — Но эти — дело другое». Этими, конечно, были копы.
Тайные полицейские сдавались с видом блаженных мучеников, типа когда люди чувствуют, что исполнилась какая-то благородная судьба. С Кестрелом, однако, ничего подобного. «Пардон, — сказал он своим поимщикам, — я здесь иностранец. Я занимался экстрадицией этих преступников обратно в Слипстрим, и оказался втянутым в вашу войну». И указал на Ричарда и меня.
Капитан гретелей поразмышлял, потеребил бороду и попереводил взгляд с Кестрела на нас и обратно.
«Так они преступники?» — Потом он повернулся к остальным беженцам: «Это правда?»
В ответ раздалось оглушительное «Нет!».
Вот как Кестрел оказался пленником Дариуша и Ричарда. Гретели оставили у себя копов, но остальных беженцев отпустили, и цветочные лодки медленно пробирались сквозь запруженный воздух к Стоунклауду, прибыв как раз к моменту битвы города с Неверлендом.
* * *
Чейсон нежился в свете родного солнца. У каждого светила имелся свой собственный, неуловимо своеобразный спектр, и здесь свет был тем, под которым он вырос, который освещал его детскую спальню, его детские школьные учебники, лицо его первой любви. Он был невыразимо знакомым, пусть покрасневшим и смазанным расстоянием.
Адмирал на мгновение задержался на маленьком трапе, ведущем от одного корпуса катамарана к другому. Всю ночь они что было мочи гоняли единственный двигатель лодки, следуя за тусклыми далекими крапинками навигационных маяков. Рано утром дали осветились сиянием солнца Мавери, полная четверть неба выцвела до фиолетового, в ее центре виднелась зона поярче, заслоненная облаками. День Мавери немного не совпадал по фазе со слипстримовским, и когда появилось то далекое сияние, Чейсона впервые пробрало настоящее нетерпение.
Теперь они парили у края родного дома, и ему предстояли трудные решения. Большинство из них относилось к политической ситуации дома, но что сильнее всего его тяготило, так это вопрос, как поступить с Антеей.
Он постучал в люк второй гондолы катамарана.
— Войдите, — сказала она изнутри.
Восемь часов назад он глядел, как она перебирается сюда, как она цепляется за перекладины трапа, а встречный ветер рвет ее одежду и рюкзак. Чейсон чуть было не велел Дариушу сбросить скорость до упора, но они пролетали между грядами облаков, которые полностью закрывали навигационные маяки, и полагались на инерцию, чтобы не свернуть с прямой. Если бы они снизили тогда скорость, то рисковали отклониться, даже не подозревая об этом, а затем, разогнавшись снова, улететь прямо в зиму. На краю цивилизации нет ничего проще, чем заблудиться.
Держа Слипстрим в виду, они могли позволить себе послабление, поэтому, пока Чейсон забирался во вторую гондолу, встречный ветер был несильным. Антея сидела, уцепившись ногой за перекладину, и вшивала перья в одну из пулевых пробоин в своих крыльях. Возле ее головы кружили маленькие белые пушинки, словно любопытные феечки.
— Адмирал, — с нейтральным выражением произнесла она. — Мы прибыли?
— В Слипстрим? — Он поднял руку к знакомому свету, льющемуся в иллюминаторы. — Почти. Мы уже пролетели несколько грибных ферм. — Она кивнула; после небольшой паузы он сказал: — Вы все это время знали.
— Я знала о «Разрыве», и о беспорядках. — Она кивнула. — Я знала, что кто-то отправился выручать вас из тюрьмы, хотя, клянусь, я не знаю, кто это был. Верные вам сослуживцы, наверное. Вот так я оказалась в том районе.
Он кивнул. Чейсон давно прикинул, что Антея путешествовала в одиночку, а для такого впечатляющего взлома тюрьмы потребовались бы ресурсы отнюдь не одного человека. Он надеялся, что она сможет уточнить, кто это был, но раз Антея сказала, что не знает — вряд ли она в этом врала.
Она скорчила гримаску.
— Чейсон, мне действительно необходимо растолковывать, почему я утаила от вас эти факты?
— Нет, — сказал он. — Я просто раздосадован.
— Почему? — Она раздраженно бросила штопку в вязаный мешочек. — Вы с самого начала построили наши отношения на конфронтации. Я пришла к вам за информацией, а вы отказались ее мне дать. С чего бы мне что-то сообщать вам?
Он помедлил, затем сказал:
— Антея, отныне и впредь все меняется. — И услышал, как реактивный движок снаружи запел тоном выше.
Она мрачно оглядела чиненые крылья.
— Вы хотите сказать, что мы себе устраивали маленькие каникулы, отдыхали от вражды, — сказала она. — А теперь они кончились.
— Вражды? — Он поднял бровь. — Все настолько плохо?
— Нет, нет, я не имела в виду… — Она покачала головой. — Вы пришли
