– Двое готовы. Я проверил. Третий исчез. И не надо называть моего питомца уродом, а то он обидится и нассыт тебе в ботинок… или откусит что-нибудь.
Красавчик в подтверждение моих слов склонил голову и угрожающе зарычал.
– Херово, – дал экспертную оценку Ткач, не уточнив, чему конкретно. – А медведь?
– Ушёл искать место поспокойнее.
– Дерьмо. Башка трещит. – Алексей, встав на ноги, привалился к дереву. – У тебя кровь, – кивнул он в мою сторону.
Действительно. Левый рукав на плече порван и с пальцев капает.
– Должно быть, осколками задело, – подвигал я рукой. – Переживу.
– Сзади! – вдруг крикнул Ткач и вскинул автомат, целясь мне за спину.
Я обернулся, подняв «ВСС».
Из чащи на поляну, боязливо озираясь, выбрались две трясущиеся бабёнки, одной из которых оказалась Урнэ.
– Фух, – облегчённо выдохнул Ткач, опустив ствол. – А остальные где?
– Не видела, – покачала головой моя мансийская протеже. – Они в другую сторону побежали.
– Одна вон там, – указал я в направлении недавно обнаруженного трупа, изучая диковинное существо. – Мозги проветривает.
Урнэ с товаркой синхронно охнули и поспешили на опознание.
– Надо двигать отсюда, – обтёр Ткач лицо снегом. – И поживее.
– Знаю.
– Этот недобиток, что утёк, спалит нас.
– Знаю.
– Тогда какого хера ты расселся?!
– Посмотри, – кивнул я на распластавшегося в снегу менква, – разве не чудо?
– Ты о чём?
– У него две головы и, судя по всему, два сердца. Но при этом единая нервная система. Это тебе не сиамские близнецы-уродцы. Это – одно существо, с дублирующими органами. Потрясающе, правда?
– По мне, так это самый настоящий урод.
– Да? А я бы не отказался от запасного ливера. Интересно, как он сохранял тепло в таких лохмотьях? Глянь-ка, – откинул я полу куцой одёжки из шкур, которая не имела даже рукавов. – Мы в таком околели бы за минуту. А кожа… Ты посмотри на его кожу. Будто дублёная. Серая. Видимо, кровеносная система очень глубоко…
– Всё, хорош. Зови своих баб – и уходим. – Ткач вытащил из почерневших углей рыбину и тут же принялся жрать её, прямо как выдра какая-нибудь, омерзительно чавкая.
– Ты охренел?! Это же треть всех наших продуктов!
– Можешь съесть вторую, – промямлил он с набитым ртом. – Сомневаюсь, что удастся позавтракать. А подыхать на голодный желудок я не собираюсь.
Вернулись зарёванные дамы. Урнэ рассказала, что нашлась вторая пропавшая и что у неё обглодано лицо.
Тоже мне потеря. Небось сильно страшнее не стала. А Красавчик даже не наелся.
Кстати о еде…
– Ладно. Подберите сопли, девочки, хватайте пожитки и двигайте за мной. Проведаем мишку.
– Нужно похоронить Энны и Татью, – проскулила Урнэ.
– Кого? Я тебя умоляю, только не начинай.
Широкая кровавая борозда уходила глубоко в чащу. Звериная вонь до сих пор витала в стоячем воздухе. Следы лап всё чаще перемежались отпечатками туши, валящейся на снег от изнеможения. Метко брошенная Ткачом граната, судя по всему, повредила артерию, и кровь хлестала, как из пробитого ведра. Далеко медведь уйти не мог. И вскоре мы в этом убедились.
– Не дышит, – констатировал я, заглянув зверю в морду.
Пар поднимался только от раскуроченного бока. Мочка носа уже успела покрыться ледяной коркой. Остекленевшие жёлтые глаза смотрели в таёжную тьму. Громадный медведь, казалось, хотел подняться после короткого отдыха, чтобы продолжить путь, но так и не смог. Габаритами он едва ли уступал освобождённому мной чудовищу с фермы. Но у этого шея была значительно длиннее, а шерсть необычно светла и даже становилась вовсе белой ближе к холке. Голову и грудь зверя укрывало что-то вроде деревянной брони, скреплённой кожаными ремнями. Рядом лежало седло с порванной осколками подпругой.
Ткач, не тратя времени на разговоры, достал нож и принялся полосовать медвежью ляжку.
– Помоги, – воткнул он окровавленный тесак в снег. – Берись тут и на счёт «раз» тяни. Раз!
Большой лоскут шкуры с треском отделился от мяса.
Ткач соскрёб слой жёлтого вонючего жира и, ловко орудуя ножом, откромсал хороший оковалок. Затем этот латентный мясник взял пилу и, методично вжикая, отпилил несчастному животному все четыре лапы.
– Это зачем? – поинтересовался я. – Какой-то ебанутый ритуал?
– Мясо в лапах самое нежное, – ответил Ткач, обтирая руки снегом. – И готовится быстро. А ляжку – это уж на чёрный день. Не ужуёшь её, да и вонять будет неотмоченная. Собери! – бросил он нашей плоскомордой спутнице, тревожно озираясь. – И валить надо. Побыстрее да подальше.
– Откуда такие познания в кулинарии, – догнал я Ткача, с поразительной скоростью пробирающегося сквозь лесную чащобу.
– Был опыт. Под Архангельском, лет пять назад.
– Ого! Архангельск? А я-то думал, ты – домосед.
– Поначалу и дальше заносило. Наёмнику без нужных связей на одном месте особо не засидеться. А там медведи – не редкость.
– Как и здесь, впрочем. Видел когда-нибудь, чтоб на медведе верхом разъезжали? Может, они их ещё и доят? Молочная порода бурого медведя…
– Он не бурый. Это гролар.
– Кто?
– Помесь бурого с полярным. Видел, какая у него шкура? А лапы широченные?
– Откуда здесь полярным взяться?
– Говорят, после войны в Арктике резко потеплело, льды начали таять. Тюленей стало меньше. Мишки с голодухи и дёрнули вплавь на континент. А здесь – не будь дураки – переебли бурых самок. Ну а местные в отместку белых баб оприходовали. Вот и народилось полукровок. Здоровенные, твари.
– А белых видел?
– Видал разок. Чудной зверь. На собаку немного похож. Кстати, прикинь, под шкурой они чёрные. Сейчас полярных редко встретишь. Льды наросли со временем, и большинство вернулось назад. Но некоторые остались. Они… Бля!!! Что это?!
Откуда-то издали донеслось протяжное «У-у-у-х», отозвавшееся в кишках. Мерзкое чувство. Так бывает, когда спускаешься по лестнице, делаешь шаг и понимаешь, что ступеньки под ногой нет. Секундная паника, завязывающая потроха в узел. Такое же «У-у-у-х» я слышал возле давно оставленного позади комбината.
– Кабы я знал.
– Дьявол! С какой стороны?
Звук, казалось, шёл отовсюду.
– Там, – указал я за спину только для того, чтобы Ткач перестал метаться и суетить. – Давай вперёд! Не стой!
Помогло. Алексей ломанулся, как бульдозер, с треском прокладывая путь сквозь хитросплетение сухих веток. И остановился только спустя минут десять, когда зловещее уханье перестало сотрясать воздух.
– Вроде оторвались, – просипел он, утирая со лба катившийся градом пот. – Чёрт. Я бы и не понял, куда бежать. Как ты узнал?
