– Что, не получается каменный цветок?! – ржал, как подорванный, Зарубин. – Учите матчасть, придурки!
– Мужики, держите меня за ноги! – встрепенулся Андрей.
Он обнял гранатомет, пополз по наклонной крыше. Шура с Зарубиным крепко вцепились ему в лодыжки, держали. Было страшно, голова куда-то проваливалась, тело скользило. Но он дополз до края, перегнулся. Под домом творилось что-то несусветное. Кран застрял, как в болоте. Громоздились груды тел – застреленных, раздавленных. Кто-то шевелился, кто-то полз, волоча за собой парализованные ноги. Но уцелевших было больше, чем хотелось бы. Они опять лезли, тянули к дому руки. Распахнулась дверь в кабине, вывалился водитель – худой, нескладный, вылитый Кощей. На нем болтались обрывки комбинезона – явно трудился на автобазе. А умище-то какой, раз сумел завести и пригнать эту штуку… Твари определенно умнели, хотя на вид и не скажешь. Водитель шлепнулся на залитую кровью землю, поднялся – ноги разъезжались. Поднял голову, оскалился, обнаружив наблюдателя с гранатометом. Вокруг него уже клубилась толпа.
«Ни хрена ты не бессмертный, гражданин Кощей», – подумал Андрей, оттягивая крючок. Он старался взять подальше от крыльца – повредить кран, проредить толпу, но чтобы по возможности не пострадал дом и люди в окнах. Отпрянул одновременно с выстрелом. А когда разлетелась упругая волна, он выбросил ненужное пусковое устройство и вновь подался вперед. Мог бы выстрелить и удачнее. В неудобном положении подбросило ствол, взрыв прогремел чуть дальше. Но нашел свою цель – разбросал с десяток тварей, топчущихся у автокрана. Кощея отбросило к кабине, размазало по двери. Кабина деформировалась, вырвало дверь, порвались протекторы на колесах. Автокран перекосился. Но двигатель продолжал работать! В изувеченную кабину снова кто-то лез. Да откуда же вы взялись, такие мастеровитые?! Дернулась стрела, отлепляясь от кабины, и с нарастающим ужасом Андрей смотрел, как она ползет вверх! Лязгает, сотрясается сварными конструкциями, но неуклонно поднимается! Вот она поднялась на сорок градусов, сравнявшись с мезонином, и с пронзительным лязгом в ней что-то переклинило, стрела остановилась, застыв готовым к бою фаллосом. Между краем стрелы и обрывом ската образовалось пустота порядка полутора метров. Андрей уже четко видел, что сейчас произойдет. И точно – самые проворные уже взбирались на раму автокрана, перелезали на стрелу, карабкались вверх…
– Вытаскивай! – заорал он страшным голосом. Шура и Зарубин потащили его обратно. Они уже все поняли – конец стрелы болтался у них под носом. Андрей схватился за автомат, дослал патрон в патронник. Чертыхался Шура, потерявший свою сумку с боеприпасами. Зарубин, витиевато матерясь, поднимался на колени – приклад пулемета под мышку, основание сошек – в левую руку.
– Нате, жрите, твари! – вопил Шура, швыряя гранаты. Грохотали взрывы. Но вряд ли эти слабенькие изделия могли нанести непоправимый урон – тем более тем, кто уже был на стреле. Демоны передвигались проворно, цеплялись за выступающие части стрелы. Кто-то сорвался, ухнул вниз с глухим воем. Застрочили автоматы на втором этаже – еще несколько особей сбило свинцом. Но лезли другие, они уже облепили стрелу со всех сторон. Кто-то, видимо, бывший спортсмен, передвигался на руках, болтая ногами, – поступательно посылал себя вперед. Несколько тварей уже добрались до конца стрелы, приготовились прыгать.
– В цепь! – хрипло проорал Зарубин. – Вставайте в цепь! Не пройдут гады! Но пасаран! Коси их, пацаны!!!
Ударили в три «скрипки» одновременно. Словно ураганом сдуло братву с края стрелы. «Свято место» заняли другие – судя по обрывкам одежды, большинство из них когда-то были женщинами. Четверо разлетелись, перегруженные свинцом, одна ухитрилась прыгнуть и повисла на кромке ската. Протяжный вопль возвестил, что провисела она там недолго. Одновременно кончились патроны. Выкрикивая ругательства (чтобы было не очень страшно), кинулись перезаряжать. А в это время прибыло еще несколько «голодных ртов», теперь уже двоим бесам удалось перескочить через пропасть. Первый сорвался, второй пролетел довольно приличное расстояние, свалился на колени, простер к автоматчикам загребущие длани… и неудержимо поехал вниз, оборвался. Покатилась новая волна – плотный огонь задержал наступление лишь на несколько мгновений. Целая куча тварей перепрыгнула на крышу. Половину словно ветром сдуло, остальные, злобно скалясь, на четвереньках ползли вверх. Место выбывших занимали новые. Бросать гранаты опасно – своих посечешь. Но пока справлялись, твари проползали половину расстояния до мезонина и катились обратно, набитые под завязку, подхватывали других, все вместе падали. Злобно хихикать уже не хотелось, люди стреляли молча, сжав зубы. И вновь не меньше полудюжины вурдалаков ползли по крыше, а другие перепрыгивали, цеплялись, забрасывали ноги. Снова кончились патроны, черт возьми! Руки срывались, выступы снаряженных магазинов не попадали в зацепы.
– Прорвутся! – хрипел Шура.
– Держимся, мужики, держимся, – бормотал Андрей, передергивая затвор. Все тело ныло, пальцы не слушались. Как в той поэме – «рука бойцов косить устала».
Зарубин от волнения только пыхтел, превращаясь в багровое средоточие ярости. Не депутатское это дело, вестимо… Дрогнула хилая шеренга защитников мезонина, когда очередные полдюжины тварей, перебирая конечностями, устремились к разбитому окну. Большинство нашло свой конец, но одному удалось перевалиться через подоконник! Пришлось прервать огонь, Андрей схватил его шиворот, бил об пол обросшей струпьями башкой, пока в нем окончательно не остыла жизнь. Огонь ослаб. Возбужденные твари лезли, как мухи на мед. Вонь царила несусветная. С воплем «Мать же твою!» Зарубин отбросил пулемет, в котором заклинило затвор, схватил двумя руками простертую к нему длань, вывернул ее – едва не оторвал от плеча! Шура выпустил остатки магазина в дряблую грудь, исписанную наколками, а перезаряжать уже не было времени. Схватил автомат за ствол, начал наносить беспорядочные удары.
– Отходим… – хрипел Андрей. – Отходим, мужики, все в гараж…
Начиналось самое страшное – паническое бегство. Андрей отступал последним – ему еще удалось выпустить несколько пуль, задержав продвижение врага, потом он выбросил автомат, припустил за отступающими товарищами. Люди скатывались с лестницы, бежали по коридору, вопили: «Все в гараж!» Доходило не до каждого. Люди в этом аду сходили с ума, метались, обуянные страхом. Нет ничего хуже паники – слабости, доступной даже храбрым. Вылетели из комнаты Борюсик с Иннокентием, стали рваться в разные стороны. На руках у последнего были боксерские перчатки – совсем свихнулся парень? Вика волокла за шиворот упирающуюся Ксюшу – вот какого, скажите на милость, она упиралась?! Кажется, все отлипли от окон, выскочили в коридор – Витек со своей блондинкой, Лукашин со своей любовью всей жизни – кто-то с оружием, кто-то без. Сообразили, куда бежать, помчались. Да нет, не все! Прозвучал исполненный отчаяния вопль в исполнении Борюсика, он едва не промчался мимо Андрея. Не туда! Он схватил парня за плечо, развернул, потащил за собой. Они вдвоем замыкали бегство. Парень извивался, умолял его выпустить. Уже на лестнице Андрей обернулся – и пот прошиб. Иннокентий замешкался, по дурости остался в тылу! А с лестницы уже катилась обезумевшая толпа. Видимо, парень понял, что не уйти, принял позу боксера, запрыгал на носках. Сюр кромешный. Андрей ничем не мог ему помочь – остался без оружия. Да и далеко бежать… Визжал, вырывался Борюсик, надрывно звал своего дружка. А к Иннокентию уже тянулись жадные конечности. Он ударил – свернул кому-то нос. Ударил еще раз – и противник, запрокинув голову, повалился на колени. Иннокентий засмеялся – а в следующий миг его смяла толпа! Кто-то остался потрошить добычу, другие побежали дальше. Ахнув, Андрей схватил под мышку поднадоевшего Бориса – тот дергался, сучил ногами, – прыжками помчался по лестнице…
