Океанские глубины, от километра и ниже, были вотчиной сверхглубинных торпед и мин. Медлительных, питающихся донными отложениями тварей. Каждая из них могла иметь боевой заряд в десятки тонн, а не килограммов, нитрожира. Взрыв такой массы по степени поражения был сравним с мощью тактического термоядерного боеприпаса, так что тут уж совсем шутки в сторону. Ударная волна такой силы, с учетом гигантского давления забортной воды, могла сплющить батиплан на удалении и в десять километров, а уж на пять были рассчитаны все сверхглубинные биотехнологические средства.
Общее правило, по которому проектировались все океанские биотехи, состояло в следующем: чем меньше рабочая глубина твари, тем меньше ее вес, больше скорость, маневренность, а так же выше тактические умения. И тем больше число таких торпед, ведь они составляли первый и главный барьер на пути в глубину, а так же являлись основным средством поражения надводных кораблей. А таких большинство в любом флоте. Так что популяция легких патрульных торпед и мин, не способных погружаться ниже ста пятидесяти метров, была самой многочисленной в океане.
«Гадин», опускавшихся глубже, было в разы поменьше, но их масса превышала сотню килограммов боевого заряда, а скорость и тактические умения не сильно уступали более легким сородичам.
А в бездне километровых глубин было еще меньше биотехов. До войны эти небогатые жизнью пространства были для людей совсем уж труднодоступными, а потому массовые убийства тут никто не планировал. Но биотехи жили и там.
Причем это было высшее звено биотехнологической иерархии — донные ракетные платформы, полностью автономные, разумные, способные принимать не только тактические, но и стратегические решения, умеющие поражать цепи не только в океане, но и над ним, вплоть до нижних границ стратосферы, и даже на суше. Именно они заставляли строить города подальше от пинии прибоя.
Донные платформы обладали не только разумом, но и собственными армиями. Им подчинялись сотни, а иногда и тысячи сверхглубинных искусственных тварей, составлявших кольца и радиусы боевых охранений. По факту, любой биотех сверхглубинного класса относился к той или иной ракетной платформе и имел с ней связь, возможно даже телепатическую.
Тем ни менее, на глубинах свыше километра, на торпеду или мину можно было нарваться не только в непосредственной близости от донной платформы. Дело в том, что платформы вылуплялись из разбросанных в океане личинок только в том случае, если рядом не было сородичей того же типа. Стоило одной платформе погибнуть, на этом месте начинала развиваться во взрослую особь другая личинка, но не раньше того. А сколько в океане было личинок — одному богу известно.
Таким образом, все океанское дно было поделено платформами на территории, по только им самим известному плану, да еще и меняющемуся время от времени. Часть сверхглубинных торпед и мин держали оборону вокруг платформы, не девая проскользнуть к ней чему-то опасному. Другая часть держала посты на большем удалении, передавая другим информацию о передвижении подозрительных объектов и вступая в бой при необходимости. Третья часть, самая подвижная, несла патрульную службу на границах территории той или иной платформы.
Поэтому, хотя сверхглубинные твари и были малочисленными, наткнуться на них можно было в любой точке мирового океана. Точнее не наткнуться даже, они к себе близко никого не подпускали, а погибнуть по их вине, километрах в пяти от взорвавшегося чудовища. Поэтому сколь-нибудь глубокие океанские рейды были решительно невозможны без систем дальнего обнаружения биотехов. Но локаторы на «Шпике» были очень хорошими. И теперь вся надежда была на них.
На глубине в километр и больше стрелкам работы не остается почти никакой, если нет задачи прорвать кольцо обороны вокруг платформы. Основная нагрузка тут ложится на пилотов. Глупо тратить боеприпасы, когда угрозу можно попросту обойти. Главное только ее вовремя заметить. А вот стоит ошибиться, и не спасет уже ничего. Ни броня, ни вооружение, каким бы хорошим оно ни было.
Использовать реактивную тягу турбин, всю их мощь и всю скорость, какую они способны придать кораблю, на километровом эшелоне нет ни малейшей необходимости. Даже с учетом безграничности топливных запасов, ресурс турбин не был и не мог быть безграничным. Моторесурс это моторесурс, он связан с банальным износом, и попусту гонять машины нельзя. Они пригодятся на малых глубинах, когда надо тягаться в скорости с легкими патрульными торпедами. Поэтому я снизил ход и перевел батиплан на режим винтового хода.
По большому счету, тут лишняя скорость только вредит — не дает времени на более раннее обнаружение тварей. И устаешь на малом ходу значительно меньше. А это важно, учитывая, сколько нам еще предстояло пройти.
Биотехов на радаре пока видно не было. Бдительность терять нельзя в любом случае, но обстановка стабилизировалась, так что я позволил себе отпустить Ольгу на отдых. Пока она в таком состоянии, толку от нее не больше, чем от Урмана. А мне необходимо было побыть одному. Забавно, но вопреки обыкновению я не услышал никаких возражений с ее стороны. Она молча встала и покинула тесную рубку.
Я остался один в тишине, равномерно пронизанной едва заметным, гулом силовой установки, среди мерцания мониторов и клавиш на пульте, окруженный запахом гидравлической жидкости, теплого пластика и еще какого-то труднообъяснимого запаха, какой дает только система регенерации. А дальше, за пределами корабельной обшивки, меня окружала черная бездна океанских глубин. И не смотря на безусловную враждебность этой среды, я чувствовал себя дома.
Удивительное ощущение начало овладевать мной. Я чувствовал, что вернулся в свой мир, а точнее вновь отыскал себя, заблудившегося в противоречивых желаниях, в данных самому себе и другим обязательствах, в поставленных, но не всегда достойных достижения целях.
Я стал, каким был до начала большой охоты, но в то же время изменился, как изменяется сталь после многократного нагрева и охлаждения. За мной оставался ценный опыт побед, и еще более ценный опыт поражений, ошибок, собственной глупости, беспечности или излишней самонадеянности.
Это не было мимолетней иллюзией. Наоборот, щемящее ощущение разрасталось и крепло, пока слезы не защекотали в уголках глаз. В руках появилась новая сила, и я крепче сжал ребристую рукоять управления. Вот теперь меня сложно будет остановить, кто бы там себе чего ни надумал. Хоть Альбинос, хоть все европейские корпорации, вместе взятые.
Я сверился с координатами и текущим курсом. Нам предстояло пройти на север больше ста пятидесяти километров. Полным ходом на винтах мы могли достичь цепи к ночи, если нас не остановит или не заставит отклониться от курса нечто из ряда вон выходящее. Но пока предпосылок к этому не было.
