Гостиницу Сергеев выбирал согласно профессиональному требованию — не выделяться. В его нынешнем амплуа «Уолдорф Астория» выглядела бы вызывающе. А эта гостиничка годилась на все сто! Приличная такая, в третьей зоне, крепкие «три звезды», рядом парк, до одной станции метро (здесь его называли «андеграундом») пять минут медленным шагом, до другой — десять, и обе на ветках, ведущих в самый центр.
Русские были в этом отеле редкими гостями, что добавляло месту привлекательности, и, хотя вероятность встретить здесь, в «тихом центре», кого-то знакомого или быть узнанным была неизмеримо мала, Сергееву не хотелось проверять бывают ли в жизни случайности. О том, что они бывают, он знал и без проверок.
Забросив вещи в тесноватый номер, Михаил принял душ, но бриться не стал, а, оставив на щеках легкую щетину, переоделся в легкий полотняный костюм, зачесал назад влажные волосы и сразу стал похож на выходца из Латинской Америки или уроженца северных испанских провинций.
Если бы кто-то, знакомый с Михаилом по Киеву, взял бы себе за труд заглянуть в ячейку, где лежал паспорт, оставленный Сергеевым на регистрацию, то, наверное, немало удивился бы.
Паспорт был выдан на имя Анхеля Гарсиа, гражданина Испании. А на фотографии красовался бывший замминистра МЧС Михаил Владимирович Сергеев собственной персоной. Гражданин Анхель обитал не в Киеве, а в Мадриде и, судя по количеству виз, украшавших страницы сего документа, много ездил по свету и дома почти не бывал. На фотографии дон Гарсиа смотрелся респектабельно и крайне благонадежно.
Паспорт был «правильный».
Михаил повидал на своем веку много поддельных паспортов. И те, которые печатались в специальном цехе на Гознаке, и те, которые делались чуть ли не на коленке в трущобах Ханоя. Попадались и совершенно бездарные подделки.
Этот же паспорт был настоящим. Бланк для его изготовления был украден, а скорее, куплен, но до этого все равно украден. Такой документ, не нарисованный, не стоящий в «стоп-листах» и реестрах пропавших бланков, стоил реально больших денег.
У Васильевича, когда он передавал паспорт Сергееву, было удивительно довольное выражение лица.
— Ну, сеньор Анхель, — сказал он, растянув свою утиную физиономию в улыбке, — с крестинами вас! Имечко, правда, Бог тебе послал…
— Вполне приличное имя, — возразил Сергеев, пролистывая страницы толстой красной книжечки, — от слова Ангел. Чем тебе имя не нравится? Вот фамилия самая что ни на есть крестьянская. Зато распространенная. Как у нас Петренко или Иванов. Хорошая фамилия.
— Как документик? — спросил Васильевич и подмигнул, усаживаясь на высокий стул у стойки бара. И, когда Михаил с уважением кивнул, добавил удовлетворенно: — То-то же!
— Выпьешь что-нибудь?
— Если только минералочки, — согласился Васильевич, — со льдом… Кто ж пьет спиртное в такую жару? Ничего, если я у тебя тут покурю?
Сергеев молча поставил перед Валерием Васильевичем пепельницу и стакан с минералкой. Стакан был запотевший, холодный даже на вид. Пузырьки газа, толкая друг друга, рвались наверх, через кубики льда.
Васильевич пригладил широкой, как утюг, ладонью свой колючий «ежик», уже сплошь серебристый, без намеков на изначальный цвет волос, и с видимым удовольствием отхлебнул воды. Кисть его руки, выглядывающая из рукава пиджака, поросла такими же седыми волосками и выглядела неожиданно мощной — такая кисть бывает у опытного «рукопашника» или рестлера.
Ладони и ступни у начальника партийной службы безопасности вообще были не по размеру. Словно взяты в долг у человека, гораздо крупнее Валерия Васильевича по габаритам. Ладонь размером с небольшую суповую миску больше подходила бы двухметровому гиганту-спецназовцу, а не невысокому мужчине с хитрой физиономией и узкими плечами. И туфли сорок пятого размера на его ногах больше напоминали ласты, хоть и были дорогими мокасинами фирмы «Редвуд», пошитыми из мягкой замши. Из-за таких особенностей анатомии выглядел Валерий Васильевич непропорциональным и неуклюжим, но Сергеев, зная о его прошлом, ни секунды не сомневался, что в случае необходимости неуклюжесть куда-то денется, а непропорциональность конечностей будет играть их хозяину только на руку.
В прошлой жизни Валерий Васильевич Бузькин был военным. И не просто военным, а командиром отряда специального назначения. И не банальным спецназовцем, а…
В общем, биография у господина Бузькина, несмотря на смешную фамилию, была несмешной, вполне заслуживающей уважительного внимания, только ознакомиться с ней подробней у Михаила никак не получалось. Сам Васильевич о себе рассказывать не любил, отделывался шутками да туманными намеками. Но птицу было видно по полету…
— Зер гут! — сказал он, закуривая. — Спасибо, Миша. Как с паспортом закончишь — проверь билеты. Они в конверте. Обратный — с открытой датой.
— А во втором конверте? — спросил Сергеев.
Второй конверт был синего цвета и без прозрачного пластикового окошечка.
— Там карточки. Три карточки — «виза», «мастер» и «амекс». Распишись там, сзади.
Он проследил, как Сергеев ставит подписи на кредитках, и добавил:
— Ты знаешь, а я рад…
— И я рад, — отозвался Сергеев, — только не знаю, чему радуюсь. Я, знаешь ли, человек к заграничным командировкам привычный…
Бузькин хмыкнул саркастически и пояснил, разглядывая Михаила через пелену табачного дыма:
— Я рад тому, что у меня появился коллега, на которого я могу положиться. Это как? Повод для радости?
— Наверное. Ты не обижайся, Валерий Васильевич… Лично к тебе это не относится никак. Просто мне ехать хочется, как умереть…
— Тьфу-тьфу-тьфу! — Бузькин, как любой человек, ходивший под смертью множество раз, такие упоминания о костлявой не любил чрезвычайно. Вот и сейчас он трижды сплюнул через левое плечо и торопливо постучал по деревянному сиденью табурета. — Типун тебе на язык, Михаил Владимирович! Ну чего ты непотребности говоришь? Судьбу испытывать решил?
— Перестань, Васильевич, — сказал Сергеев, пожимая плечами. — Я не на войну еду. Что ж ты суеверный такой?
— Знаешь, я в жизни насмотрелся, — обиделся Бузькин на «суеверного». — Разной крутизны люди встречались. Только шутить на эти темы — себе дороже. Не зови, чтобы потом обидно не было.
— А что, — спросил Михаил, — если не звать, то и не придет никогда? Так, что ли?
Он вообще-то понимал, что Васильевич прав. Не принято было «каркать», особенно накануне совершенно непонятной поездки, которая, только по мнению Блинова, почему-то была прогулочной. По мнению же самого Сергеева, цель и исход ее были смутны, а вот мнение Бузькина о предстоящем путешествии, похоже, было самое что ни на есть отрицательное.
