Вернувшись назад, Цимбаларь первым делом выдул полкадушки кваса и на полном серьёзе, без всяких преувеличений, почувствовал себя другим человеком. Теперь уже он орудовал веником, поочерёдно обрабатывая то Вальку, то Ложкина, то Изольду Марковну, которая теперь щеголяла в изящных трусиках, но не купальных, а скорее будуарных.
Метаморфоза, случившаяся с фольклористкой, Цимбаларя ничуть не интересовала, как, впрочем, и многое другое вокруг. Хотя за целый день не было выпито ни грамма, голова кружилась словно от доброй дозы «белого медведя», то есть спирта, разбавленного шампанским.
В знаменитой строфе Редьярда Киплинга «Нас опьяняют сильные вина, женщины, лошади, власть и война…» следовало упомянуть ещё и парную баню.
Они выбегали во двор ещё два раза, измочалили целую гору веников, выпили весь квас – и лишь после этого баня завершилась.
Однако финальная пьянка, на которую так надеялся Цимбаларь, не состоялась. В бане царили одни нравы, а в избе – совсем другие.
Женщины сразу разошлись по своим комнатам, а мужчинам старуха накрыла на краешке кухонного стола, да ещё предупредила при этом:
– Не пейте много! После бани кондрашка может хватить.
Цимбаларь и Ложкин потягивали из маленьких рюмочек густую целебную настойку, закусывали вяленой рыбой, а их неспешная беседа плутала, словно путник, сбившийся с дороги в глухом, заболоченном лесу.
Наконец Цимбаларь, улучив подходящий момент, спросил:
– Не жалеете, что квартирантку взяли? Люди поговаривают, что она себя странно ведёт. Сегодня с утра, например, била во дворе пустые бутылки.
– Психованная, – помрачнел Ложкин. – Я вам про эти бутылки, которые в нашем серванте копились, уже рассказывал. Настёна их на улицу таскала, а та, как на грех, заметила. Ну и сразу в крик. Дескать, вещи, побывавшие в её руках, выносить из избы нельзя. Через них злые колдуньи могут навести порчу.
– В мистику ударилась, – неодобрительно заметил Цимбаларь. – А ещё образованная… Она хоть из вашей избы выходит когда-нибудь?
– Регулярно. Как стемнеет, на прогулку отправляется. Ещё и дня не пропустила. Говорит, что нуждается в свежем воздухе. До того дошла, что раму, с осени заклеенную, выставила. Проветривает свои покои. Боюсь, как бы избу не выстудила… Всю ночь свет жгёт, музыку включает… Нервотрёпка.
– Расходы на электричество, наверное, тоже увеличились?
– И не говорите! Счётчик иногда как сумасшедший крутится. Что там у неё за патефоны-магнитофоны!
– Зашли бы да глянули, – посоветовал Цимбаларь.
– Особо-то и не зайдёшь. Она моду взяла на ключ запираться. Даже внучку нашу к себе не пускает. Одни только балаболки старые к ней и ходят. Уже башка от этих песен распухла… Весной, слава богу, обещала съехать. Уж скорее бы.
Откуда-то появилась Настёна, прижалась к деду и, глядя на Цимбаларя огромными глазищами, сказала:
– Меня Изольда сегодня отшлёпала. Застрели её, пожалуйста.
– В людей стрелять нельзя, – Цимбаларь погрозил ей пальцем. – Боженька накажет.
– Она не человек, – сказала Настёна с огромным внутренним убеждением. – Она ведьма. У неё в комнате загробные голоса слышны.
– Не болтай лишнего! – Ложкин легонько встряхнул её. – Это радио говорит.
– Будто бы я не знаю, как радио говорит, – пренебрежительно скривилась Настёна.
Цимбаларь погладил девочку по голове и одарил заранее припасённым «Сникерсом». Но сегодня ей даже сладости в горло не лезли. Она вся прямо-таки кипела праведным гневом.
Оставаясь в русле начатого разговора, Цимбаларь несколько сменил его тему.
– По какой такой причине ваша квартирантка надела в бане трусы? – спросил он. – Ведь за ними в дом пришлось бегать… Неужто застеснялась?
– Да она в Мавзолее нужду справит и не застесняется. Ещё та стерва! Просто у неё наколка на этом месте, – Ложкин похлопал внучку по попке. – Видно, не захотела вам показывать.
– Жаль, упустил такое зрелище! – Цимбаларь изобразил досаду. – И что же эта наколка собой представляет?
– Да так сразу и не скажешь, – Ложкин призадумался. – Либо цветок, либо звезда, либо ещё какая-нибудь хреновина… Настёна, а ты не нарисуешь?
– Запросто!
Девочка сбегала за цветными карандашами, а потом изобразила на тетрадном листе синюю снежинку величиной примерно со свою ладошку. Закончив работу, она со вздохом сказала:
– Красиво. Когда подрасту, тоже себе такую сделаю.
– Только сначала дождись, пока я в гроб лягу, – попросил Ложкин. – А не то сгорю со стыда.
– Ты и знать ничего не будешь, – заверила его девочка. – Я не дура, чтобы с вами в баню ходить.
Пока они так препирались, Цимбаларь сложил рисунок вчетверо и незаметно сунул в карман.
В этот момент за стеной, отделявшей кухню от комнаты Изольды Марковны, раздался глухой шум. Покосившись в ту сторону, Ложкин недовольным тоном произнёс:
– Не спит. Вино хлещет. А потом музыку заведёт.
– Она может нас услышать? – осведомился Цимбаларь.
– Да пусть слышит! – Ложкин повысил голос. – Я ей то же самое и в глаза скажу.
– Лучше продолжим этот разговор завтра, – Цимбаларь стал собираться. – Зайдите ко мне часика в два. Ладно?
– Обязательно зайду, – Ложкин налил ему на посошок целую кружку настойки. – Спокойной вам ночи!
– И вам того же.
Утром, когда Людочка при свете звёзд спешила в школу, чья-то массивная фигура преградила ей путь. Девушка и не подумала сбавлять шаг, но из песцовой муфты, согревающей её руки, донёсся металлический щелчок.
– Ты с оружием поосторожней, – притопывая на морозе, сказал Цимбаларь. – Даже у стрелков вроде тебя бывают порой меткие выстрелы.
– Что-нибудь случилось? – спросила Людочка, возвращая курок пистолета в прежнее положение.
– Пока нет, но обязательно случится. У меня важные новости. Похоже, что фольклористка попалась. Если, конечно, она и в самом деле фольклористка, а не какая-нибудь Сонька Золотая Ручка… Во-первых, внучка Ложкина слышала в её комнате странные голоса, которые она называет загробными. Возможно, это и есть перехват наших радиопереговоров. Во-вторых, мадам Архенгольц имеет возможность в любое время суток тайно покидать дом через окно. Ну а главное – вот! – Он подал ей рисунок Настёны.
– Обыкновенная орнаментальная розетка, – Людочка пожала плечами. – Мы такие во втором классе рисуем.
– Эта, как ты выразилась, розетка выколота на заднице фольклористки, – сквозь зубы процедил Цимбаларь. – И кроме того, она тютелька в тютельку похожа на ту снежинку, которая служила эмблемой банды «Китеж». Вспомни туристическое агентство «Альфа-Вояж» и ресторан «Сорок вольт».
