Стальная стена мягко, почти нежно коснулась его груди. Ладно, давите, сволочи, — он вдруг обнаружил, что пытается ее оттолкнуть. Глупо. Чисто животная реакция. Инстинкт. Душа делает свое, а тело свое. Но что же будет дальше?!
…Сперва замерло дыхание, потом острая боль затопила грудную клетку. Господи, неужели будет так больно?! Но все равно это надо вытерпеть. Надо! Ни звука они не получат.
Боль вливалась во все тело, в каждую клеточку, в каждый нерв, жгла точно расплавленной сталью, и этому ужасу не было конца, и время, казалось, перестало струиться, замерло, мир вокруг него расплылся и исчез, вместо мира осталась лишь плотная упругая темнота. Она выгибалась во все стороны, она трещала, точно ее раздирали чьи-то безжалостные пальцы, и вот — лопнула!
Но куда?! Зачем темноту скручивают в огромную спираль? Нет, это, оказывается, не спираль, а бесконечно длинный туннель, и его, словно прозрачную пылинку, несет куда-то ввысь бешеный ветер, безумная неодолимая сила, и нельзя ни пошевелиться, ни вскрикнуть.
И все-таки он каким-то звериным, отчаянным рывком обернулся. Там, у светящегося белым пятнышком входа в туннель, что-то бесформенное валялось на стальном полу. И Сергей вдруг понял, что это месиво — ни что иное, как он сам. Это — он. Он — там. И в то же время здесь, летит по туннелю в потоке холодного ветра.
Но уже не было ни боли, ни стальных стен камеры, да и черный туннель куда-то пропал. А была — лестница.
Сергей поднимался по крутым, истертым миллионами ног ступеням. Ничего, кроме ступеней, не существовало. Ни потолка, ни стен, лишь серый камень внизу.
Лестница казалась бесконечной, но Сергей почему-то знал, что это иллюзия, что конец есть, и близок. Чья-то спокойная уверенная воля вела его вверх, и с каждой секундой становилось все светлее. Свет лился непонятно откуда, но Сергей об этом не думал. Он чувствовал, как рождается в нем сила, неизвестная, немыслимая ранее сила.
А потом вдруг лестница кончилась. Кончилась самой обычной площадкой — точь-в-точь такой же, как и шестнадцать лет назад, в Ленкиной пятиэтажке.
Он растерянно стоял перед единственной дверью, самой что ни на есть привычной, земной. И не знал, что делать дальше.
Дальше был Голос:
— Ну, здравствуй. Ты все-таки пришел. Поздновато, правда, но сумел все-таки, прорвался. Теперь иди вперед. Ты ведь знаешь, что должен сделать.
— Знаю, — ответил Сергей, оправляя непонятно откуда на нем взявшийся белый комбинезон. Тот был малость великоват, но лишь самую малость. Значит, вот так… Кто бы мог предположить?! Белый… Вот и открылась его тайна. Он ждал чего угодно, но не этого. Выходит, время все-таки обратимо? Ладно. Значит, так и должно быть.
— Да, я знаю, — повторил Сергей. — Значит, все было не зря.
Он распахнул дверь и шагнул вперед.
Они сидели, привалившись к огромной сосне. Здоровенный ствол, руками не обхватишь, блестел на солнце горячими рыжими капельками смолы, от ее запаха у Кости слегка кружилась голова.
Все вокруг тонуло в жаркой, душной тишине. И звон кузнечиков в густой траве лишь усиливал эту тишину. И только иногда где-то у них над головами подавала голос невидимая птица.
— Я, кажется, помню эти места, — задумчиво протянул Костя. — Тут недалеко деревня есть, Захаровка, мы там с мамой отдыхали у ее подруги, тети Наташи. Я тогда еще маленьким был, в третий класс перешел. Или это я путаю?
— Нет, Костик, — не спеша отозвался Белый, — ничего не путаешь. Вы с мамой действительно были здесь. Просто к тебе возвращается память. Причем со скоростью крейсерского звездолета.
— Значит, уже все?
— Значит, — неожиданно весело произнес Белый. — Ты вырвался, ты в Реальности, и Корпусу до тебя уже не дотянуться. Они имеют власть лишь по ту сторону Границы.
— Вы хотите сказать, по ту сторону реки? — уточнил Костя.
Белый некоторое время молчал, глядя в бледно-голубое, выцветшее от жара небо.
— Причем тут река, да, кстати, и пещера? Это лишь одна из моделей перехода. Все могло бы выглядеть иначе. Брел бы ты, к примеру, по дремучей тайге без ружья, без компаса, вместо крыс гонялись бы за тобой волки. Или безводная пустыня, змеи… Граница-то она граница, да только особого рода. Чтобы ее перейти, вовсе необязательно двигаться. Можно стоять на месте — и все же мгновенно ее пересечь.
— Значит, получается, я смог бы вернуться сюда прямо из Корпуса? — он удивленно посмотрел на Белого. Тот молчал, чему-то улыбаясь.
— Зачем же тогда пещера, озеро, все эти?.. — с досадой бросил Костя. Ему стало не по себе. Неужели страшный путь по Дыре оказался лишним? Выходит, что скитание в путаных коридорах Корпуса, подслушанное собрание, ледяная подземная река — все это было без толку?
— Нет, — откликнулся наконец Белый. — Тебе такое не под силу. Во всяком случае, пока. Твой путь — сквозь Реализацию. Ты, конечно, не совсем понимаешь, да сейчас-то какая разница? Все позади. Но не расстраивайся. Главное — ты почти все сделал сам.
— Ну да, сам, — усмехнулся Костя. — За дурачка меня держите? А дверь в карцере? Она что, сама по себе взялась?
— Дверь? Да как тебе сказать… — пожал плечами Белый. — А может, она появилась случайно? Как тебе такая версия?
Костя натянуто засмеялся.
— Ничего себе случайность! Вы же меня еще во сне научили, как действовать. Помните — «если будет очень плохо, считай до десяти — делай рукой вот так», — и Костя резко ввинтил ладонь в душный, перекатывающийся горячими волнами воздух.
Белый посмотрел на него с непонятной грустью.
— Эх, Костик-Костик… Все бы тебе понимать буквально. Ну при чем тут рука? Дело же совсем в другом. Тут, знаешь, как со спортсменами. Они перед состязанием дергаются, нервничают, и боли всякие странные у них появляются, и уверенность в проигрыше. И тогда что? Если при команде имеется неглупый врач, даст он такому вот бедолаге таблеточку. В красивой упаковочке. И разрекламирует ее, мол, импортное средство, дефицит, высвобождает скрытые резервы организма… И правда, после таблеточки спортсмен себя отлично чувствует, ни болей, ни страхов. А на самом деле дали ему обычную аскорбинку, кальций или еще что-нибудь столь же безвредное. Главное — человек верить начинает.
— Погодите-погодите, — никак не мог сообразить Костя. — Выходит, я сам ее и создал, дверь?
— Выходит, что так. Нужно было уйти — ты и открыл ход. Почти самостоятельно. На девяносто девять процентов.
— Ну хорошо, на девяносто девять, — не сдавался Костя. — А оставшийся процент? Он откуда?
— Все бы тебе расскажи, — усмехнулся Белый. — На самом деле была и некоторая поддержка. Но без твоей воли у нас ничего бы не получилось.
