Никто из них не пошевелился, даже Рессеррак. Пожалуй, они просто не знали, что сказать. Но что-то все-таки изменилось в самой атмосфере. Пантеры принялись потягиваться и зевать, глядя в глаза друг другу. Руки Обращенных эльфов бессознательно потянулись к их головам.
Одна за другом пары поднимались и проходили мимо Серрина, почтительно наклоняя головы. Рессеррак приостановился и положил руку Серрину на грудь.
— Мы все знаем, куда идти.
* * *
— Затяни покрепче, — распорядился Ауум.
Турникет[9] был затянут на бедре Элисс чуть выше колена. Улисан еще раз провернул палку, продетую сквозь него, и она застонала.
— Куда запропастилась Меррат, черт ее подери? Ункария[10] нужна мне как можно скорее, иначе заражение пойдет дальше. — Ауум бросил взгляд на лес, после чего перевел его на Элисс. — Дыши ровно. Давай не будем разгонять эту заразу по всему телу.
Элисс улыбнулась, хотя лицо ее заливала смертельная бледность и оно блестело от пота.
— До тех пор, пока ты не затянул жгут, мне было совсем не больно.
— Обманщица.
Ауум обмакнул чистую тряпицу в масло чайного дерева, количество которого в деревянном горшке, стоявшем на угольях маленького костерка, быстро уменьшалось, и повернулся к ране Элисс. Крокодил зацепил ее лодыжку зубами, когда проплывал мимо, и занес в рану бактерии. Пока девушка плыла к берегу, ее атаковали пираньи. Но во время ночной атаки, когда они напали на людей, отравившихся ядом, она ни словом об этом не обмолвилась, убивая врагов с привычной сноровкой, хотя сама должна была страдать от невыносимой боли.
И только на следующее утро у нее появились симптомы воспаления, а теперь, помимо проблем с раной, у нее началась еще и лихорадка.
— Тебе виднее, — ответил Ауум. — Зря ты молчала.
— Перестань суетиться, — оборвала его Элисс. — У нас был один-единственный шанс на атаку, и мы им воспользовались. Посмотри, как здорово мы их потрепали.
— А я до сих пор смеюсь, как вспомню о том, что они думают, будто действие яда закончилось, — добавил Улисан.
— Я присоединюсь к тебе, как только Элисс поправится, — сказал Ауум. — Займись делом.
Ауум принялся смазывать рану маслом чайного дерева. Она покраснела и воспалилась, а края ее были рваными там, где ее покусали рыбы, и глубокой в том месте, где ей в лодыжку вцепились челюсти крокодила.
Элисс поморщилась.
— Это означает, что она действует, верно? — спросила она.
— И что там осталось еще кое-что, с чем нужно бороться, — отозвался Ауум. Он приложил ладонь свободной руки к ее лбу. — У тебя жар.
— Со мной все будет в порядке, — заявила Элисс.
— Продолжай и дальше думать в том же духе.
Ауум поднял глаза на Улисана. На лице гиганта ТайГетен отражалась тревога, и Ауум не мог утешить его. Он накрыл руку Улисана своей.
— Я сниму жгут. Готовь горшок. Меррат скоро вернется. — Ауум улыбнулся, глядя сверху вниз на Элисс. — Ждешь не дождешься своего супчика, а? На вкус ункария потрясающе отвратительна.
— Я думала, ты будешь варить мазь.
— И ее тоже.
Наконец, из лесу вышла Меррат, которую сопровождал Нианн. Присев на корточки рядом с Ауумом, она не смогла скрыть своей озабоченности.
— Я займусь корнями и лозой, — сказала она. — Иссет ищет висмию, которая нам сейчас очень нужна.
— Хорошо. Спасибо тебе.
Ему казалось, что прошла целая вечность. Меррат и Улисан работали умело и быстро, очистив и покрошив ункарию, а потом высыпали ее в кипящую речную воду, но вот ждать, пока жидкость настоится, было невыносимо. Все это время Ауум смотрел, как Элисс постепенно впадает в беспамятство. Турникет не мог остановить циркуляцию зараженной крови по ее телу, а масло чайного дерева было недостаточно сильным, чтобы победить болезнь в самом очаге ее возникновения.
— Держи глаза открытыми, — попросил Ауум. — Поговори со мной о чем-нибудь.
Веки Элисс затрепетали.
— Например?
— Ну, не знаю, — ответил Ауум и развязал турникет, чтобы хоть немного уменьшить боль. — Теперь от него все равно никакого толку, верно? Расскажи мне, о чем ты сегодня молилась.
На губах Элисс заиграла улыбка, и она провела по ним сухим языком. Ауум нацедил ей воды в уголок губ, которую она с жадностью проглотила.
— Я молюсь о том, чтобы яд, попавший в мое тело, не омрачил той радости, которую я ощутила вчера.
Ауум нахмурился.
— И что же вызвало твою радость?
— Пришло мое время, Ауум. — В глазах Элисс заблестели слезы, и она судорожно сжала его руку. Ее ладонь была сухой и горячей, и он ощутил жар сжигавшей ее лихорадки. — Я так хочу жить, чтобы познать гордость и наслаждение.
Ауум нашел прохладную тряпицу и вытер ей лоб. Состояние девушки стремительно ухудшалось.
— Оставайся со мной, — прошептал Ауум. — О какой гордости ты говоришь? Представляй ее, верь в нее, и ты познаешь ее.
Элисс вновь заговорила, но Ауум уже не слышал ее. Он оглянулся на Меррат, но та лишь развела руками.
— Уже скоро, Ауум. Я не могу ускорить процесс. Недоварить — то же самое, что и не сварить вовсе.
— Знаю, — ответил Ауум. — Держись, Элисс. Скажи мне еще раз, не стесняйся. Крикни об этом во весь голос. Чем ты хотела бы гордиться?
— Тем… чего желает… каждая… девушка-иниссул.
У Ауума перехватило дыхание.
— Да хранит тебя Инисс, Элисс. Меррат, скажи мне, что у тебя все готово.
— Почти.
Элисс уронила голову на плечо. Она потеряла сознание. Ауум легонько похлопал ее по щеке, но девушка не очнулась.
— Пора, Меррат, иначе она умрет. Шорт уже ждет ее.
Меррат подошла к нему с бурдюком.
— Подними ей голову. Нам самим придется влить настойку ей в рот.
Элисс обмякла, как тряпичная кукла, и кожа ее была неприятно сухой и горячей на ощупь. Инфекция набирала силу невероятно быстро, и Ауум взмолился про себя, чтобы они не опоздали. Он подложил ладонь ей под шею, а другой рукой попытался открыть рот, надавив на нижнюю челюсть.
— Улисан, ты мне нужен, — позвал Ауум. — Массируй ей горло; она не должна выплюнуть жидкость. Лей понемножку, Меррат.
С величайшей осторожностью, на какую у нее только достало терпения, Меррат по капле принялась вливать настойку ункарии в уголок губ девушки. Глотательный рефлекс Элисс еще не нарушился, и Ауум слегка ослабил нажим на нижнюю челюсть, чтобы она сама проглотила целебную жидкость с бережной помощью Улисана.
— Ну, Элисс, давай. Держись, все будет хорошо, — приговаривал Ауум. — Ты молодчина. Совсем скоро ты у нас будешь как новенькая. Помедленнее, Меррат.
