- Гяурка, - сказал он. - У тебя лицо блудницы.
- Чего ты делаешь? - напряженным злым голосом спросил комнатный, на миг оторвав взгляд от Джонни.
- Я ненавижу блудниц, - продолжал коридорный. - Такие, как она, заставили мою сестру пойти работать в гяурскую компанию, где она стала любовницей начальника.
- И что?
- Я отведу в зал щенка. А ее шлепнем.
- Ты сдурел? Зачем?
- Какая разница? Теперь можно, мы уже убили людей.
Скосив взгляд в сторону Китами, Джонни увидел лишь ее спину и затылок, на который выполз толстый мизинец террориста. Похоже, тот очень перенапрягся из-за захвата и слегка поехал крышей. Такое случается. А может, просто одурел от безнаказанности.
Сама же Дзюнко, не отводя взгляда, смотрела на схватившего ее мужчину. По его лицу текли крупные капли нервного пота, верхняя губа дергалась, голос звучал приглушенно и сипло. Грубые пальцы грозили раздавить нежную кожу щеки. Девушка почти физически чувствовала напряжение, бурлившее в террористе. Напряжение... и страх.
Он был напуган до чертиков. Он боялся того, что они сделали, боялся того, что им еще предстоит сделать. Но больше всего он страшился двух вещей: штурма и своего командира. Ясфира. Тот был... тот был словно большая черная дыра в голове террориста. Непонятная. Страшная. И мужчина был готов даже убить их обоих прямо здесь, лишь бы не попадаться лишний раз на глаза этой черной дыре. Сегодняшний вечер распустил тугую пружину в сознании, и убийства теперь воспринимались легко, доступно. Их даже хотелось совершать еще больше.
Китами моргнула, когда поняла, что только что снова черпнула чужих эмоций и мыслей. Захватчик же больно дернул ее за щеку. Ему хотелось, чтобы девчонка вскрикнула, застонала или заплакала. Так он смог бы чуть пригасить уголек страха и истерии, тлевший в груди. Не вовремя, очень не вовремя попались молодые люди. Случись их поимка минут на десять позже, и нервы коридорного преступника успокоились бы, отойдя от первых минут захвата.
Но не вышло. Теперь этот трусливый убийца лелеет внутри желание причинить боль совершенно незнакомым людям, ничего плохого ему не сделавшим. Лишь бы почувствовать себя лучше. Как типично. Как типично для человечишек. Они готовы на любую гнусность, способны куражиться над беспомощными, чтобы потешить внутреннюю гадюку. Слабаки, прячущиеся за оружием и кулаками. Типичные люди. Люди, которых Дзюнко научилась ненавидеть.
- Джонни, - не отрывая глаз от физиономии террориста, произнесла Китами. - Помнишь нашу первую встречу?
Комнатный автоматчик снова вскинулся, взглянув на нее.
- Повторим.
И Джонни все понял. Когда ладони поднятых рук девушки, обращенные к бандиту, замерцали, юноша напрягся. Когда вспыхнувшие на девичьей коже две пятиконечные звезды ознаменовали утробный хруст, он оторвал взгляд от ног стоявшего рядом террориста. Тот уже заносил автомат в сторону. Когда, жалобно ахнув, отпустивший Китами захватчик качнулся и начал заваливаться на спину, Джонни сделал свой ход.
Палец автоматчика из комнаты еще только начал давить на спуск, а рука стоявшего впереди заложника без размаха, но мощно, ударила по корпусу оружия. И почти сразу, с промежутком в долю секунды, в пах вонзился острый кулак. Джонни почувствовал, как запоздалая очередь проносится над плечом, цапая куртку и впиваясь в стену. И, не обращая ни на что внимания, молодой человек изо всех сил рванулся вперед и вверх. Ловко отставив ногу, он с размаху въехал головой в диафрагму противника, вбивая того в дверь за спиной. Брякнувшись о дерево, тот выпустил из одной руки оружие, продолжая жать на спусковой крючок, и неловко попытался сграбастать заложника. Но тот уже не обращал внимания на контрмеры, нанося быстрый удар по горлу и хватаясь за автоматный ствол.
Боец, занимавший позицию у того самого удобного окна, не был большим знатоком рукопашного боя. Поэтому не знал, что прием, которым его обезоружил юноша, был сродни базовым упражнениям по отбору оружия у противника. Джонни пришлось сильно импровизировать, но итог был удовлетворителен: получив удар по горлу, террорист захрипел, хватка его ослабла, и автомат как по волшебству перешел в руки юноши. Первым делом тот впечатал короткий приклад прямиком в переносицу побежденного врага.
Стремительно набежавший адреналин еще не схлынул, а потому он проворно обернулся, наводя оружие на возможного противника. Но второй террорист громадной тушей лежал на полу, не подавая признаков жизни. А перед ним, упав на четвереньки, тихо стонала Китами. По правому плечу ее быстро расползались большие красные пятна. Еще одно такое же пятно росло на боку. Упершаяся в пол рука подломилась, и девушка повалилась на пол, взвыв от боли в раненом плече.
Идиот! Он сплоховал, очень сильно сплоховал. Кретин! Джонни поспешно шагнул к Дзюнко. Очередь, выпущенная оглушенным им захватчиком, попала в нее! Придурок!
- Дзюнко! - он с шумом грохнулся на колени, пытаясь развернуть ее. Стоило лишь шевельнуть раненое плечо, как девушка с новой силой взвыла. Джонни старательно поддел ее обеими руками, взял за живот и повернул на другой бок. Теперь он видел ее лицо. Стиснув зубы, Китами громко стонала. Глаза ее были закрыты, но на ресницах виднелись капельки слез. - Дзюнко! Не теряй сознания! Слышишь?!
Девушка приоткрыла глаза. Сквозь мутную пелену боли и влаги сверху нависало лицо Джонни. Совсем непохоже на прежнее. Загадочно-уверенная невозмутимость куда-то исчезла. Раскосые глаза, кажется, смотрели с испугом. И тревогой. Губы, тревожно искривленные, дрогнули. А еще она услышала его дыхание. Оно больше не было ровным. Джонни дышал прерывисто, рвано, выплевывая воздух вместе с чем-то, что кричал ей.
Но Китами не слышала. Страшная боль, ударившая в правую половину тела, залезла в уши и оставляла слышимым только невнятное бормотание. Зато она чувствовала. Очнувшаяся способность читать человеческий разум пробилась сквозь кроваво-красный заслон и вонзилась прямиком в душу молодого человека. И в этой душе Дзюнко увидела правду.
Он тоже был напуган до чертиков. Он испугался того, что с ней случилось. Испугался того, что может последовать за ранением. Испугался, что не сможет спасти ее. И все. Он больше ничего не боялся. Не боялся Джонни и того, что, даже если выживет сам, всю оставшуюся жизнь будет винить в ее гибели себя. На задворках его души уже росло это чувство. Семя вины уже прорастало, спустя секунды после случившегося. И он готов был нести это бремя. Не боясь, что будет тяжело. Сам того не понимая, Джонни боялся и переживал исключительно за нее. За Дзюнко. И ни единой мысли о себе.
