Когда стрельба улеглась, на несколько минут повисла тишина. Пару раз звучали одиночные выстрелы. Уже позже я понял, почему так произошло. Оказывается, к нам в гости заглянул не военный десант, а клановые. Такое чувство, что император Тайсе дал отмашку благородным, сказав, что они могут забирать себе остров, если захватят его собственными силами. Вот они и привели с собой сброд, способный только заниматься охраной поместий. Зато у всех новенькое американское оружие, бронежилеты, камуфляж и прочая атрибутика. Пара автоматов ещё пахла заводской смазкой. Для военного десанта и высадки на берег несколько человек из группы были откровенно староваты. Я сначала подумал, что жалко мастера, скорее всего, недавно поднявшегося на эту ступень, но почти сразу эти мысли отмёл. Это не мы к нему в гости пришли, чтобы жалеть.
Пока убитых стаскивали в овраг и собирали оружие, мы с Василием осмотрели кузов второго грузовика, где нашли странное оборудование. Собственно, там везли дизельный генератор, к которому должны были подключить что-то похожее на ретранслятор. В отдельном ящике перевозили сборную мачту антенны. Долго думать не стали, скинули под дождь и испортили.
— Надо решать, что будем делать, — сказал Василий. — Я всё ещё предлагаю отойти к Курильску. Мы не военные и не армия. И поставленную задачу перевыполнили в разы.
Я к этим словам отнёсся абсолютно нормально, так как он был прав. Нас слишком мало, чтобы воевать с целой армией. Конкретную задачу, диверсию или убийство, мы бы выполнили, но вот так воевать было глупо. Но уходить по-прежнему не хотелось.
— Надо бы с ближайшей базы вытянуть пару мастеров и разобраться с ними, — сказал я. — Языка взять и вообще. Если рядом клановые оборону заняли, это нам только на руку. Колонна техники, про которую ты говорил, большая была?
— Два танка, один БТР, три грузовика.
— Вот с неё мы и начнём, — подытожил я, направляясь к Ливио.
Василий покачал головой, тихо выругался и поспешил следом.
* * *
Москва, Екатерининский дворец, полчаса до полуночи
В небольшой, богато обставленной комнате на первом этаже ярко горел свет. Сидевший на изящном диване итальянской работы Георгий Игнатьевич Дашков болезненно щурился, недобрым словом вспоминая человека, который додумался повесить на противоположную стену яркий светильник. Рядом сидел его средний сын Павел, принявший несколько дней назад бразды правление княжеским родом. Общий совет семьи решил это почти единогласно. В отличие от отца Павел был собран, сосредоточен и хмур. Слева от них на таком же диване расположились Наумовы, глава рода и его брат. И если ректор МИБИ выглядел спокойным, то на лице Петра застыло сердитое, выражение. Ещё полчаса назад он был взбешён и даже сломал дорогой стул, попавшийся под руку. Отдельно сидел Владимир Николаевич Орлов, младший брат убитого главы рода, занявший его место. Сидел тихо, почти не участвуя в разговоре. Но это понятно, оба его сына, единственные оставшиеся наследники рода, сейчас находились на одном из островов, из последних сил, сдерживая натиск японцев.
Вытянув больные ноги, Георгий Игнатьевич помассировал коленку. Он рано стал главой рода, тогда ему было чуть больше двадцати. И за прошедшие с того момента пятьдесят лет, впервые участвовал в подобном собрании. Как и все присутствующие. Странно, что среди них был великий князь Воронцов Александр Николаевич. Младший брат императора выглядел таким же хмурым, как и Наумов, но держал себя в руках. Самым невозмутимым из присутствующих оставался Вячеслав Михайлович Куракин. Его род не мог похвастаться богатством, но они уже долгое время занимали ключевые позиции во многих министерствах. Не самые высокие, редко выбиваясь на руководящие должности, но без их ведома почти ничего не решалось. Для большего веса собранию не хватало только Бабичевых, отвечающих за Министерство внутренних дел, но со слов великого князя, их поддержкой он заручился.
— Фараон! — в сердцах сказал Пётр Наумов. — Возомнил о себе! Забыл, на чьих плечах сидит! Из-за его малодушия страна потеряла десять миллиардов. Всего-то надо было проявить характер и надавить на арабов. Прогнулись бы, никуда не делись. Завтра что, Санкт-Петербург отдадим шведам, потому что им в собственных портах тесно?
— Император гарант стабильности и порядка, — сказал Георгий Игнатьевич Дашков. — Но в последнее время ни стабильности, ни порядка я не вижу. При его отце, Николае, такого безобразия не было. Чтобы вот так, на голубом глазу идти на уступки. Да перед кем? Перед Тайсе? Этому бесконечному малодушию надо положить конец.
— Господа, — поднял руку великий князь. — Мы все прекрасно это понимаем, незачем повторяться. К какому выводу пришли?
— Пусть передаёт власть сыну, — сказал Пётр Наумов.
— Мальчик умный, с характером, — согласился великий мастер. — Нужно только поддержать его. И проследить, чтобы Разумовский не оказывал на него того же давления, что и на Ивана.
— Проследим, — сказал великий князь Воронцов. По мнению старика Дашкова, его интересовало только решение Наумовых, а остальные нужны были только для массовки.
— Будет непросто, — впервые за вечер высказался Куракин.
— Если бы всё было просто, мы бы разошлись и уже спали бы в своих кроватях, — сказал Воронцов. — Решили или до утра будем спорить?
— Решили, — сказал Наумов.
— Решили, — подтвердил Дашков.
Все по очереди повторили это слово. Последним был Орлов и голос его прозвучал твёрдо, хотя их род всегда поддерживал Ивана Шестого.
— Время, — великий князь встал, поправил дорогой наряд.
Павел помог подняться отцу, шепнув тому, что сам всё сделает и старику лучше оставаться в комнате, а не бегать по этажам. Главы родов вышли из комнаты и уверенно зашагали по пустым коридорам. Их шаги должны были громко звучать, эхом отражаясь от стен, но все звуки гасли, словно они шли по мягкому войлоку. Коридор вывел их к лестнице, которую обычно охраняла дворцовая стража, но сегодня она оставалась пуста. Поднявшись на второй этаж, мужчины прошли к спальне императора. Воронцов шёл первым и решительно распахнул двери, выломав замок. В небольшой прихожей было темно, неяркий свет горел только в спальне. Правитель не спал, читал книгу, сидя в кровати. Он не был одарён великой силой, хотя и мог считаться мастером. А вот младший брат давно шагнул на вторую ступень мастера, считаясь одним из сильнейших одарённых в стране. Ему достаточно было поднять руку, и невидимая сила вдавила правителя в кровать, вытесняя воздух из небольшого пространства. Иван Шестой, пытался что-то кричать, не в силах поднять руки от одеяла, но его голос был не слышен.
Геннадий Сергеевич, великий мастер, дававший нерушимую клятву правителю, смотрел на это молча и бесстрастно. Он прекрасно знал его отца, отличного правителя, при котором Российская Империя бурно развивалась, вырываясь из разряда отстающих стран в мировые лидеры. Помнил, какие жёсткие и непопулярные законы он принимал. Но его поддерживали. Кто-то понимал, что это необходимо, кто-то просто боялся идти против. Только сейчас Геннадий понимал, как был прав Николай, позволив старшему сыну возглавить один из старейших и сильнейших родов империи, но лишив его тем самым права на трон. На этом месте прекрасно смотрелся бы младший из наследников, но не сложилось. Власть досталась не самому умному и далеко не самому решительному человеку. Была ли в этом вина самого Ивана? Ректор МИБИ не знал ответа на этот вопрос. Он всеми силами старался поддерживать его, направлял, подсказывал, но чем больше проходило времени, тем меньше Иван прислушивался к умным словам, ставя личные и интересы родственников на первый план. На это можно было бы закрыть глаза, но то, что творилось накануне вызывало у человека, отдавшего родине всё, неудержимый гнев. Он пожертвовал семьёй ради императора и получил лишь злость и упрёки в ответ.
Мысли великого мастера были прерваны шумом рассеивающейся техники. Иван Шестой так и остался сидеть в кровати, уронив голову на грудь и некрасиво вывалив язык.
