«Понятно, почему туда надо стрелять и дальше. Необходимо вывести из строя это устройство, кстати, похоже, очень полезное».
Параллельно я продолжал поддерживать непрекращающийся огонь из своего ударника, стараясь перегрузить работающее устройство, ну или что из себя там представлял этот «Поглотитель».
Но я чувствовал, что не успеваю. И поэтому старался в то же время ужаться до размеров небольшого участка с минимальным на текущий момент уровнем угрозы.
Но мощности воздействия моего ударника катастрофически не хватало на этого бугая с армейскими сюрпризами, и поэтому я не успевал перегрузить его поглотитель.
А в следующее мгновение ощутил на себе ответный привет от моего противника.
Однако я не зря корежился в падении и изгибался непонятным образом. Его выстрел скользнул по мне лишь своим краем, однако и этого мимолетного воздействия мне хватило с лихвой.
Моя левая рука онемела, и я выронил оружие.
«Надо искать этот „Нейропоглотитель“», — поставил я себе еще одну задачу, — «нужная штука», — ощутив на себе воздействие шокера, оценил я преимущества установленного моему противнику девайса.
При этом, не переставая падать, и понимая, что могу не успеть, я вытянул второй ударник, при этом констатировав тот факт, что зря я его убрал.
Но ведь первоначально у меня был совершенно другой план.
И выстрелил еще несколько раз прямо в грудь Громилы. Убивать я никого не собирался. Но кто же знал, что этот бугай такой непробиваемый.
Самое странное было то, что мое чувство уязвимых точек противника и выявления критичных и опасных мест подсказывало мне, что я все делаю правильно. Просто мое оружие не могло причинить ему большого вреда, впрочем, как и, по-видимому, все остальные энергетическое.
Вот здесь бы и воспользоваться моим макаровым, но и то не факт, что смогу им что-то сделать.
Поэтому я не переставал стрелять.
Была у меня глупая мысль в первые мгновения нашей встречи о том, что коль пришлось схлестнуться с ними, то неплохо было бы схватить их и допросить. Для этого можно было воспользоваться ментоподавителем воли их главаря, хотя пока я не знал что это такое, но надеялся разобраться.
Однако бой и реальность внесли свои жесткие коррективы. Многое вышло из-под контроля, и оказалось мною не учтено. И теперь постоянно приходилось корректировать и контролировать выполнение каждого своего следующего шага.
Теперь у меня было только одно желание — выжить.
Правда, при всем при этом у меня не было никакого мандража, самокопания или сожалений.
Простое и четкое понимание того, что много проще и безопасней было в этом конкретном случае убраться с уровня и не вступать с ними в противостояние, а за погрузчиком вернуться через несколько дней.
Но теперь шёл бой, и эти мысли были лишними.
Уже находясь на полу, я произвел два последних выстрела, наконец вырубая этого неубиваемого бугая. Добивая его, я выстрелил в него еще несколько раз, а то он проявил какую-то уж слишком не соответствующую нанесенному ему урону живучесть и деятельность для обычного человека, которым выглядел со стороны: не захотел с первого попадания, как все остальные, оседать на пол, а продолжил переводить в мою сторону свое оружие, стреляя вслед за мной. Так что для своего спокойствия, я его постарался отключить на более долгий срок.
Хорошо, что с каждым моим произведенным во время боя выстрелом он делался все медленнее и медленнее. Это особенно хорошо заметно стало в конце боя.
Радовало только одно, хоть он и был таким неубиваемым, но я все-таки оказался заметно быстрее него.
Но теперь выплыл факт того, что я могу оказаться и не самым крутым перцем на этой станции.
Оставив этот вопрос на будущее, чтобы с ним разобраться более точно. Я все так же продолжил вести бой со своими противниками.
Дальше было проще. С момента начала нашего боестолкновения прошло меньше пары мгновений, на пол не успело свалиться даже тело их главаря.
Но я не хотел оставлять бандитам никакого шанса. Они мне не нравились.
Меня придавило телом девушки, и это достаточно сильно ограничило возможности моего перемещения, а поэтому я прямо с пола навел оружие на стоящего рядом низкорослого бандита.
После него я занялся последним оставшимся на ногах членом их банды. На его нейтрализацию мне хватило всего пары мгновений.
Затем, чтобы обезопасить себя окончательно, да и никакой жалости к этим людям у меня в принципе уже не было, я, сделав по два последних контрольных выстрела в каждое из лежащих передо мной тел, не поленился и последние пять зарядов для собственного спокойствия потратил на бугая.
Индикатор нахождения в боевом трансе показывал, что он длился всего три секунды, хотя мне казалось, что не меньше нескольких минут. И мог бы без особых последствий для своего организма в таком же режиме работать примерно еще пять.
«Но я ведь точно помню, что сегодня утром при столкновении с наемниками на это мне отводилось гораздо больше времени? Что не так? Или это не панацея? Ничего не понимаю».
И тут я вспомнил о том, что нейросеть установила во время столкновения с наемниками утром некие ограничители, при работе на грани которых организм не испытывал значительных перегрузок. Сейчас я ничего такого не ощутил, хотя все остальные свойства и особенности пребывания в боевом трансе присутствовали.
«Похоже, в случае экстренной опасности эти ограничения мною были сняты, — подумал я. — Ведь погружение в транс было скачками, сначала я вышел на них, потом заметил, что они начали двигаться, и последнее — когда по мне выстрелил бугай».
«Именно тогда резко уменьшилось время нахождения в трансе, просто во время боя это было второстепенной проблемой и поэтому ни я, ни искин на нее не отреагировали», — вспомнил я.
А вытянув одно воспоминание, цепочкой потянулись и другие, говорящие о перегрузках и откате, которого не было утром, и который я имел все шансы ощутить сейчас.
И откат наступил.
Теперь-то я понял, от чего ограждала меня умная нейроструктура.
Мое тело разрывалось, корежилось, дрожало и напрягалось в таких непонятных и бешеных ритмах и последовательностях, что придавившая меня хакерша слетела с меня как тряпичная кукла, и ее тело откатилось далеко в сторону.
Но я этого ничего не видел и не замечал.
Теперь все время с того момента, как я вышел из боевого транса, меня терзала жуткая боль, но не это было главным.
Страдания тела перетерпеть было можно, но на части разрывалось мое сознание.
Его затопили океаны боли, они поглотили его все, порождая непереносимую, нереальную боль, существующую в глубинах моего разума. И от нее нельзя было уйти или отдалиться на несколько шагов. Она всегда была и будет со мной. Резкая. Захватывающая каждую отдаленную частичку моего я.
