Бандеролька с Телеграфом переглянулись. Задача отыскать в «подземном музее» Стаса казалась трудновыполнимой. Действовать стоило не нахрапом, а хитростью.
* * *
На то, чтобы в деталях разработать план, времени было достаточно: орудуя рычагом дрезины, они ехали по пустынной местности: слева – холм, справа – холм, ни животных, ни людей. Видимо, дрезина атаманши Пеевой и правда распугала всех в округе.
Дело немного осложнялось тем, что Пеева видела листонош, но Телеграф, помимо прочих достоинств, обладал навыками маскировки. Они остановили дрезину, не доезжая до цели три километра – не хотели сразу себя выдавать.
Телеграф порылся в рюкзаке, вытащил респираторы, в принципе листоношам не нужные, клетчатые платки-арафатки и коробку грима. Им предстояло переоблачиться в бродячих торговцев.
Расчет был на то, что Керчь – не самое посещаемое место Крыма, и даже ватаге атаманши Пеевой свойственно любопытство.
Что будет, когда они проникнут в каменоломни, Бандеролька не задумывалась. Точнее, задумывалась, но гнала от себя эти мысли. Пейзаж был все тем же безрадостным и однообразным: холмы, постепенно становящиеся все ниже и переходящие в степь, синее небо с безжалостным солнцем, безлюдье.
Переоблачившись и перетасовав рюкзаки так, чтобы лежащие сверху вещи сошли за товар, Бандеролька и Телеграф взобрались на очередной холм и увидели внизу и вдали странное нагромождение камней. Телеграф сверился с картой:
– Это, должно быть, и есть каменоломни.
В респираторе и арафатке, закрывавшей лицо и шею, было жарко. К тому же Бандеролька нацепила солнечные очки и перчатки. Свободный комбинезон должен был скрыть отсутствие костюма защиты. Телеграф тоже обмотался арафаткой, но оставил открытым лоб и нос, на которых довольно достоверно изобразил язвы. Бедствующие странники, отец и дочь, торгующие добычей, собранной по всему побережью.
Бандеролька поправила лямки рюкзака и зашагала вниз.
Быстренько закончить – и в Керчь.
Ну почему атаманша просто не договорилась с доктором? Разве Стас отказался бы осмотреть больного? Ответ на этот вопрос Бандеролька знала: Пеевой просто в голову не пришло решить вопрос мирно и цивилизованно.
Все-таки Катастрофа вызвала некие необратимые изменения. Раньше, до нее, люди помогали друг другу и придерживались общепринятых правил: например, нельзя было просто убить не понравившегося тебе человека, надо было сперва получить разрешение на оружие, а его давали не всем, только уравновешенным и спокойным. Поэтому лишних смертей почти не было. И уж точно предки не стали бы похищать врача, они бы его пригласили, и доктор не смог бы отказаться. Теперь все это забыто, и миром правит жестокость.
Странные камни оказались архитектурным сооружением: мускулистые вооруженные исполины, кажется, собирались с кем-то драться.
У скульптуры Бандеролька заметила часовых. Двое молодых парней в полной защите расположились в тени и резались в карты. «Торговцев» они заметили не сразу, Бандерольке пришлось откашляться.
– Стой! – подорвался один из часовых, сверкнул стеклами противогаза и навел на Бандерольку с Телеграфом автомат. – Кто идет?
– Мы – торговцы, – представилась Бандеролька. – Меня зовут Гривна, а это – мой отец, Длинный Рубль. Мы несем товары из Симферополя. Впустите нас, пожалуйста, чистая вода кончилась и папа заболел. Мы заплатим. А может быть, вы захотите что-нибудь купить?
– Вали в Керчь, – посоветовал часовой. – Нам зараженных на базе не надо.
– Погоди, Иванов, – встрял второй, – давай хоть посмотрим, что там у них. Любопытно же.
– Ладно, – без всякого энтузиазма отозвался Иванов. – Только учтите, торговцы, я в вас целюсь. Открывайте рюкзаки.
Телеграф предусмотрительно молчал и слушался, предоставив эту часть операции Бандерольке: актерских способностей бывалого листоноши не хватило бы даже блоху обмануть.
Бандеролька открыла клапан рюкзака и принялась нахваливать:
– Вот, посмотрите, тушенка! Просрочена всего на четыре года, но банки не вздулись!
– Зараженная, – прокомментировал Иванов.
Второй часовой отмахнулся, взял банку, завороженно повертел в руках.
«Странно, – подумала Бандеролька. – Атаманша Пеева разгуливала по дискотеке без защитного костюма, а эти боятся радиации. Не мутанты?»
– У нас есть не только пища, – залебезила Бандеролька. – Понимаю, тушенку нельзя деактивировать, но мы принесли много полезного! Вот, смотрите, одежда, – она вытащила запасные штаны Стаса и его же тельняшку.
– А патроны есть? – поинтересовался Иванов.
Вопрос был провокационный. Понятно, что мирные торговцы не ходят без оружия, но покажи патроны – обыска не избежать.
Бандеролька замялась было, и тут ее осенило.
В каменоломнях темно. Наверняка освещают чем могут: карбидными лампами, свечами, факелами.
– Вот! Специально для вас! – она вытащила фонарик.
Часовые уставились с недоумением.
Фонарик был не старый, а сделанный в мастерских Джанкоя. Он не требовал батарейки: для того, чтобы светилась лампочка, достаточно было сжимать и разжимать рукоятку. Мастера называли свое создание «динамой».
Бандеролька нажала на ручку, в фонарике что-то зажужжало, и лампочка загорелась: сперва тускло, потом – ярче. Часовые выпучили глаза. Иванов даже ствол опустил.
– Один? – с придыханием поинтересовался он.
– Три, – Бандеролька готова была расстаться не только со своим фонариком, но и с фонариками Стаса и Телеграфа. – Редчайшая вещь из Джанкоя.
– Джанкой. – Иванов подобрался, напрягся и снова прицелился. – И давно ты была в Джанкое, Гривна?
– Давно, еще в марте. Мы с отцом выменяли эти фонарики у листонош и пошли дальше. Покупателя не было до сих пор, но я будто знала, что мы к вам заглянем.
– И листоноши вам ничего не сделали?
– Нет, – удивилась Бандеролька. – Гостеприимные были, как всегда. Мутанты, конечно, но мирные.
Неужели и сюда дошли нереальные слухи о листоношах, якобы нападающих на людей?!
– И с тех пор вы в Джанкое не были? – продолжил допрос дотошный Иванов.
– Нет, мы по другому маршруту шли. Чаще раза в год мы не возвращаемся, если очень не попросят. Иногда заходим в новое место – вот, как к вам заглянули. А что такое случилось?
– Неужто не знаете? – с издевкой спросил Иванов.
«Пропали, – подумала Бандеролька, – что-то общеизвестное прошло мимо нас потому, что мы – листоноши».
– Папа болел, – грустно проговорила она, – мы останавливались, лечили его, почти ни с кем не общались, да и мне было не до новостей.
– Чем болел-то? – поинтересовался второй охранник.
– Да лучевухой, наверно, никто нам так и не сказал. Прошло, я не заразилась, но вот язвы остались, и голос у папы пропал.
