А паника подавляла… Если включиться в бой и начинать действовать, на панику не останется времени и сил. И плевать, что не представляю, какими методами отражаются ментальные атаки. По ходу дела разберёмся.
— Не трать всю энергию с ходу, — прозвучал во мне укоряющий голос айн.
Ответить я ей не мог — до хруста зубов трудно было удерживаться над пропастью чужой мощи. Всё-таки какой этот урод крутой перец! Вот уж ни в сказке сказать…
— А ты как думал? Он, между прочим, область покорял не красотой своих глаз!
Заткнись! Заткнись! Не до тебя сейчас! Миг — и наша схватка напомнила мне состязание в армрестлинге, только я пытался уложить махину, прущую на меня с решительностью асфальтового катка. И тут уже не до мыслей о победе. Самому бы удержаться! Тьма застила мне глаза, но и в этой тьме я видел звёзды.
Самому же себе вдруг представился крохотной фигуркой, карабкающейся по горе. А гора-то высоченная, ночь тёмная, и на вершине едва ли ждёт что-нибудь по-настоящему прекрасное, вообще едва ли что-нибудь ждёт. Но фигурка всё равно лезет и лезет. И все мои предки так же лезли, несмотря ни на что, отрывая у судьбы ломоть удачи за ломтем до самой последней минуты жизни, и потому человечество бессмертно.
— Ишь, вещает!
— Не надо завидовать, — выдохнул я, потому что в этот момент вырвался из стискивающей хватки чужого вихря, чужой воли, чужой магии, и смог перевести дух. Позже, вспоминая этот рывок, я осознал, что по наитию претворил себя в подобие такого же вихря и стал чем-то вроде мокрой рыбины в ослабевших руках своего противника. Но тут же сообразил, что это ещё не победа, а лишь первая отмашка в поединке, и анализировать свои и чужие действия предстоит позже.
— Не ты себя обратил, а я тебе помогла. Между прочим! Ты без меня не справился бы. Хоть тебя тут пытай!
Мы с Хтилем вились друг вокруг друга, как две ядовитые водяные змеи, прицеливающиеся кусануть соперницу (а что — бывают ядовитые водяные змеи? Ах, в Мониле бывают… Ясно). Любое его движение могло ознаменовать последнее мгновение моей жизни, а я ведь даже угадать его не смогу, мне подобная тактика незнакома.
— Мне знакома, прекрати паниковать. Сосредоточься.
Я сосредоточился. Первый удар с шипением окатил меня, как волна берег, неколебимую гранитную скалу. Спасибо, айн! Тут уж неважно, несло ли изначальное заклятие в себе яд, или парализующие чары, или иссушало энергию. Важно, кстати, то, что я всё-таки пропустил выпад. Могу пропустить и смертельный, который окажется не по зубам даже моей айн. Сосредоточиться и видеть, угадывать и противодействовать — вот на чём мне следует сосредоточиться. Мало ли — не умею. Надо.
Невыносимой тяжестью накатывало на меня, но тоже неравномерно: то легче, то тяжелее. Каждому выпаду противника я пытался противопоставить преграду, а это было сложно, ведь он окружал меня. Вообще безумная задача — биться с врагом, поглотившим тебя. Бред какой-то! При этом бить, казалось бы, просто: целься куда бог на душу положит, не промахнёшься. Однако ж в действительности получалось иначе. Куда бы я ни зафигачил, получается мимо, либо же просто Хтилю мои попытки до фонаря.
— Айн!
— Не мешай. Я думаю.
Думает она! Совсем охренела. Тут мне пришло в голову, что проще всего выразить атакующие чары в образе длинной огненной полосы, которой можно наподобие спирали окружить себя. Атака станет для меня самой простой защитой (особенно если помнить, что защитой единолично занимается айн). Миг — и пламя опоясало меня подвижным гибким кольцом. Это было красиво. И, как выяснилось, весьма эффективно — даже как-то легче стало дышать.
— Дело не в форме, а в её содержании, но вообще ты мыслишь в правильном направлении.
— Ну спасибо на добром слове, что ли…
Теперь мне казалось, что я, толком не умея владеть кнутом, пытаюсь им муху выщелкнуть из ветра. Демон был везде и в то же время оставался неуловимым. А потом до меня дошло, что я просто не способен на нём сконцентрироваться. Всё дело в недостатках моего восприятия, а не в изворотливости врага.
— Хтиль, а, Хтиль! Кролик сейчас устроит удаву несварение желудка! Объявляю степ!
— А что такое степ? — заинтересовалась айн.
— Танец такой. Как танцуется — не знаю.
И я завертелся, играя с полосой огня, как гимнастка с лентой. И смысл тут был совсем не в том, чтобы заткать пламенем как можно большее пространство, а чтобы компенсировать изъяны моего восприятия вездесущностью. Ментальный поединок обретал подобие гонки на скорость, и важно было не дать себя обойти.
Но все эти сравнения были лишь игрой воображения. Костыли, которые оно давало сознанию. Может быть, математик разложил бы схватку в формулах и цифрах, а литературовед описал бы её себе как этическое противостояние двух начал в каком-нибудь художественном произведении. Не суть. Важно то, что разум желал иметь дело только с вещами знакомыми.
— Эй, Хтиль, а давай кто кого перепляшет?!
У меня это само вырвалось. Я хотел увидеть врага хоть в каком-нибудь воплощении, но только не обволакивающим меня эфирным коконом. Казалось, только обрети ты зримый, отстоящий хоть на пару метров от меня облик, и я легко заломаю тебя, да хотя бы на кулачках, без оружия!
— Размечтался, — услышалось мне, и это был отнюдь не голос айн.
Уже что-то. Диалог. Это первый шаг к отстоянию друг от друга, к чисто физической разности, если и не тел, то хотя бы сознаний.
— Слышь, ты в курсе вообще, что если людей глотать, то от них можно заразиться страшной болезнью: людизм называется? Проявляется в муках совести и страстном желании бухать и материться. И ушанка к башке прирастает при частной разновидности людизма — русизме!
Мне показалось, он пришёл в смятение. Может быть, просто хотелось в это верить, но общее ощущение изменилось. Поединок шёл не так, как полагалось, и это сбивало моего «учителя» с толку. И могло стать для меня единственным путём к спасению. Только инициативу нельзя упускать.
— Вот прикинь, сидишь ты в своём замке и мучаешься, что скажет мамаша соседского лорда по поводу формы твоих рогов! И по фэн-шую ли ты казнил последнего врага, не порастёшь ли плесенью в случае промашки!
— Это у тебя от страха, человек?
— Какой страх?! Я за тебя переживаю! — Мне едва удавалось удерживаться от гогота, но чем сильнее распирало веселье, тем легче становилось дышать. — Быть человеком непросто. Везде дураки и дороги… Ну, дороги, положим, у вас и так не ахти, но второй пункт может ещё сильнее подпортить жизнь. О традициях вообще молчу. Вот представь ситуацию — добыл ты ведро бухла, а в казематах сидит только один пленник, подходящий тебе по статусу. И третьего завоёвывать долго, бухло прокиснет. Как жить-то?! Разливать ведь положено на троих, вдвоём неинтеллигентно как-то. Ну на фига тебе такие проблемы, друг? Бывает ведь ещё хуже! Слышал историю про мужика, которого грабили в двух шагах от полицейского участка, а он так и не позвал на помощь? Его потом спрашивают: чего не звал-то, чего ж не кричал? А он: так я это, боялся рот открыть, зубы-то золотые!
