- Вы слышите?
- Нет… все тихо.
Командир подозвал Лабуса, остальные залегли. Мне передышка тоже была нужна, но Курортник велел идти за ним. Может, он стал больше на меня полагаться, догадавшись, как и Химик, о моих новых способностях?
Или успел обсудить со сталкером этот вопрос? Они же шли по моим следам через яблоневый сад…
- Теперь ты первый. Только очень тихо и под ноги смотри, - шепнул Курортник.
Несколько секунд я двигался впереди, а военсталы за мной, но потом гул в голове превратился в рев, я сбился с шага, прижал ладони к вискам и упал. Мир поплыл, сизая дымка окутала меня…
Сильные руки подхватили, усадили. Пелена исчезла, рев оборвался. Лабус ощупывал мое лицо, хлопал по щекам. Оттянул веко, отпустил, поводил пальцем у меня перед глазами из стороны в сторону. Повернувшись к Курортнику, кивнул.
Командир хмурился. А меня трясло.
Лабус присел под кустом, пулемет положил на локтевой сгиб, палец - на спусковом крючке, и при этом он ухитрялся левой рукой теребить усы. Курортник, насторожившись, плавно лег на спину с гранатой в руке. Разомкнул усики кольца, вытянул его, скосил взгляд на куст, за которым была дорога. Лабус, подавшись вперед, изготовился к стрельбе.
В моей груди будто разгорался костер, пот струился по лицу. Я посмотрел на Костю: окруженный ярко-красной аурой военстал напряженно вглядывается в просеку. Меня накрыло вязкой пеленой, сквозь туман я различил, как командир заерзал, повернул голову и сжал гранату так, что пальцы хрустнули. Громко так - словно воздушный шарик над ухом лопнул. Звук отозвался в голове гулким эхом. Я услышал шелест травы, свист ветра в кронах, как хрустит кора качнувшихся деревьев и трещит мерзлая почва под подошвам чужих сапог…
По просеке кто-то двигался. Плыли два черных сгустка - чужие сознания, два темных облака, две тени.
Я мысленно потянулся к ним, коснулся угольных пси-ниточек, скользнул навстречу. Позвоночник прострелила судорога. Внутренним взглядом я увидел просеку, пожухлые, покрытые инеем стебли травы. Я словно подключился к камере видеонаблюдения. Медленно наплывала картинка. Перед глазами мелькнул закопченный остов бэтээра, пятна ржавчины на скошенном листе брони - каркас машины просел на один борт, открывая взгляду продолговатые дыры от сорванных с петель люков. Картина подернулась дымкой, прыгнула навстречу… Я смотрел на просеку двумя парами чужих глаз. Как в схватке с псевдоплотью, ощущал сознание синхронов, их единый разум, только он напоминал кусок черного мрамора, в отличие от сознания «свиньи», больше похожего на рыхлый ком земли. Я коснулся гладкой поверхности мрамора… и увидел бездну. Бескрайняя ночь притягивала, звала, мерно гудела. Я мысленно попытался сжать черный монолит - холод, холод из бездны влился в меня, ледяными щупальцами пробрался внутрь. Сектанты остановились. Я завладел мыслями близнецов, их волей, я уже знал их имена, повадки, склонности. И тогда я приказал - тихо, вкрадчиво, так, чтобы они не ощутили вмешательства в объединенное сознание, управляющее двумя телами, решили, что это их собственная мысль, - приказал: Идите к церкви, встречайте отряд… нужна ваша помощь… Генрих, Герман, вас ждут на холме…
И потом я провалился в ночь. Вой черного ветра вокруг, ураганный рев. Монолит держал меня, тянул за синхронами. Я не хочу прятаться, я хочу идти дальше с бушующей силой, стать мусором, пылью, унестись вместе с ветром. Я побежал - полетел и ударился о ледяную стену. Обжигающий холод сковал мысли, впился осколками в сердце… Нет. Пусти, пусти…
- Пусти… - прошептал я пересохшими губами.
Тело трясло, холодный пот заливал лицо, капли стекали по переносице и падали на перчатки обхватившего меня Лабуса.
Я задергался. Военстал отпустил меня, и я повалился на бок, попробовал встать на четвереньки, жадно хватая ртом воздух. Руки подломились в локтях, и я врезался в промерзшую землю лицом.
Меня перевернули на спину, склонившийся Лабус напряженно всматривался в мое лицо. Вдруг его передернуло, в глазах мелькнули удивление и растерянность. Они сменились испугом.
- Как ты это сделал? - Около меня на колени опустился Курортник. Вставив кольцо в гранату, убрал ее в подсумок и снова прошептал: - Как?
Я с трудом сел. Лицо горело огнем, будто наждачкой прошлись по щекам. Костя отодвинулся подальше, вид у него был оторопелый. Я вдруг понял, что рядом находятся Пригоршня, Химик и раненый Лесник, которого сталкеры поддерживают за плечи. И все они пристально смотрят на меня. Что такое? Что случилось, почему они так уставились?
- Я…
- Тихо, - остановил меня Курортник. - Говори тише.
- Я видел глазами синхронов. Я… - Я хотел сказать, что владел их мыслями, их сознанием, но сказал другое: - Они ушли…
- Куда? - Курортник сделал знак, и Костя исчез за кустами.
- К церкви. - Я сглотнул и хрипло выдавил: - Янтарь… Они идут на Янтарь.
- Осознание… Но зачем им Янтарь?
- Кто они? - с трудом произнес я.
- Синхроны? Сектанты, монолитовцы. Они подчиняются Осознанию.
- О-со-зна-ни-е, - по слогам произнес я, пробуя слово на вкус…
Вернувшийся Лабус спрятал бинокль в футляр и доложил:
- Ушли к подножию холма. У церкви движение.
- Идем через проселок. - Курортник повернулся ко мне. - Идти сможешь?
Я слабо кивнул.
- Тогда быстро. - Он взял ремень ружья, перекинул через мою голову. Схватив меня за плечи, рывком поставил на ноги.
Я пошатнулся. Командир пристально посмотрел мне в глаза - я ощущал такой же взгляд Химика, стоящего сбоку, - и сказал:
- За мной. Лабус - замыкающий.
* * *
Курортник пытался идти быстро, но нас тормозил раненый Лесник. Меня часто пускали вперед, указав направление, - я легко определял, где зависли аномалии, проводил через опасные участки. Такое доверие радовало - я нужен военсталам, - но и слегка пугало.
Командир делал частые остановки, тогда я ложился на землю, закрывал глаза и глубоко дышал. Лабус с Курортником исчезали в лесу, уходили в разные стороны - контролировали окрестности. Никита и Химик в это время перебрасывались короткими фразами, а Лесник лежал на животе с закрытыми глазами и молчал. Тяжело сталкерам - в охотнике килограммов девяносто, а у Химика из ноги кусок мяса вырван, он все сильнее хромает с каждым переходом, да и Пригоршня вымотался.
В этот раз передышка затянулась. Курортник обычно командовал привал в глухом месте, вот и сейчас встали посреди разлапистого ельника. Солнечные лучи с трудом пробивались к земле, устланной мягким слоем опавших иголок; воздух был морозный, свежий.
