— Антон, спасибо вам. Даже если делаете это не по велению души.
— Рад помочь.
Светлана чуть забежав вперёд, попыталась заглянуть мне в глаза. Не знаю, что она там хотела увидеть, но явно не разглядела. На её же лице отразилась целая гамма чувств: некая боль смешанная с непониманием и … сожаление. Сожаления на мой счёт, конечно. Как объяснить девушке, к которой война повернулась совсем иными гранями, нежели ко мне, почему я не рыдаю в голос?.. Можно только промолчать.
Часто в компании людей не служивших, или чья армейская эпопея не была столь бурной как моя, приходилось слышать глупые вопросы. Самый популярный из них это: «сколько человек ты убил?», или если вынуждали рассказать нечто пикантное (одному гражданину было жутко интересно, что такое форсированный допрос в полевых условиях): «показывался я психиатру?». Девушки вели себя двояко, кто-то жутко возбуждался и жаждал подробностей, а кто-то вставал из-за стола и заявлял нечто вроде «садист ненормальный» и уходил блевать. Самое смешное было потом, когда я показывал заламинированную справку от мозгоправа и удостоверение частного охранника с разрешением на ношение служебной «мухобойки». Но ещё больший шок у нервных девиц и чистоплюев из «интеллигентных» вызывал мой краткий ответ, что ни одного человека я не убил. Спор плавно перетекал в политические дискуссии, которые заканчивались без меня: спорщики резко теряли интерес к общению и этих любознательных граждан я более не встречал.
Война — это всегда ясность и простота, когда выбор предельно ограничен и вместе с тем чрезвычайно широк: один и тот же поступок не имеет более двух толкований и либо ты сволочь, либо с тобой хоть в кишлак за солью. Обычная жизнь склоняет нас к компромиссу, прежде всего со своим истинным «Я». Заставляет размениваться по мелочам, не замечать подлости, жадности или скотства, творящиеся походя, почти машинально и легко. То есть все те вещи, которым на войне хоть и есть место, но только там подлец или вор точно знает, что так или иначе тут ему ответят, и мера будет адекватна преступлению. Страх за приобретённое мелкое душное благополучие, за которое люди тихо себя ненавидят, когда смотрят в зеркало по утрам… Он берёт в заложники прежде всего их совесть. Забирает душу по краешку каждый день, и вот в один прекрасный миг человек оглядывается и понимает, что компромиссы увели его на самое дно, где мелкие сделки с собой уже превратили вроде бы неплохого парня или девушку в равнодушных жвачных животных. Которые стараются не заглядывать дальше экрана телевизора, очерствевших и по-настоящему мёртвых. Трудно осуждать тех, кто не готов жить коротко и ярко, но и понимания между мной и ими точно никогда не было…
— Вам совсем наплевать, что не договорись вы с «красным крестом», то эти люди могли просто умереть? Антон, ваше равнодушное лицо не вяжется с…
— Света, можно я без церемоний скажу, ладно? — Чуть изумлённая девушка кивнула, даже чуть замедлив шаг. — Те, кто сейчас лежит на подводах — это взрослые битые жизнью мужики, пришедшие сюда в поисках счастья. Беда в том, что судьба даёт нам не то, что мы просим, а лишь то, чего заслуживаем. Произошедшее будет для них некоей паузой. Это звоночек от того, кто подвесил их жизнь на тонкой ниточке. Знак, что пора бы и задуматься над тем, а так ли нужно им счастье такой ценой и не стоит ли его поискать в других местах. Кто-то прислушается, а кто-то вернётся сюда снова… не надо оплакивать чужой выбор, его нужно уважать. Сегодня судьба моими руками дала им отсрочку, завтра руками врачей решит ещё чью-то, но конечный выбор всегда будет только за этими людьми: идти дальше или свернуть на другую дорогу. Я принимаю всё, что случается со мной и не собираюсь лить слёзы над теми, кто не может принять последствий своего выбора.
— Равнодушно и холодно, Антон.
— Зато правда. Вон, вертушка уже заходит на посадку. Прощайте, Света. Присматривайте там за бойцами и за моим земляком. Я рад, что именно вы летите с ними.
— Жаль, что мы не понимаем друг друга.
— Так тоже бывает, не переживайте.
Транспортный Ми-8, нарочито окрашенный в белый цвет, уже сел, но винты молотили воздух на холостых оборотах. Машина готова была взлететь в любую минуту, хотя долговцы постарались на славу: зона посадки была грамотно оцеплена почти взводом бойцов. Снайпера заняли подходящие для обзора высоты с северо-востока и на южном склоне мусорной горы. Площадка была надёжно защищена, вдалеке слышался шум винтов пары сопровождения. Раненых грузили осторожно. Но так быстро, как только позволяла обстановка, неприятности могли начаться в любой момент. Слона погрузили одним из первых, мы пожали друг другу руки. Земляк сказал, что ещё вернётся. Коротко простившись с сыном, он откинулся на тощую подушку и закрыл глаза. Предчувствий никаких на его счёт у меня не возникало, может быть, всё действительно было не зря.
Времени до выхода оставалось не более десяти часов, я планировал выйти чуть раньше полуночи. Чтобы увеличить наши шансы прийти на место акции с запасом времени, делая поправку на превратности пути. Маршрут проходил по спорным землям, поэтому и зверья и людей можно было встретить в изобилии и постараться этих встреч избежать любой ценой. Народ подобрался тёртый, обстрелянный, проблем предвиделся самый мизер. Более всех меня настораживал Николай, «десантник» мог включить психа в самый острый момент и подставить всех нас. Я вышел на связь с Юрисом и сбросил ему краткую инструкцию, где подчеркнул, что особое внимание нужно обратить именно на Колю.
Приведя снаряжение в порядок и вздремнув пару часов, стал собираться. К 22.00 подтянулся Буревестник со своей командой. Они экипировались точно так же, как и в прошлую нашу встречу на болоте, только на этот раз Николай навинтил на ствол своего «германца»[43]глушитель и коллиматор (ACOG обрезиненный и с усиленным креплением, спецом для пулемётов под натовскую «пятёрку»). Лёгкий и надёжный «ганс» должен был обеспечить нам надёжное прикрытие, если духи вдруг полезут на подмогу своим братьям. Когда же все утрясли мелочи в экипировке, проверили оружие и прошёл тест связи, я провёл последний инструктаж и слил на ПДА каждого окончательный план операции, попутно комментируя обозначения на карте.
— Значит так: идём скрытно. Избегая любых контактов по маршруту. Остановки на отдых минимальные по часу в сутки, без смены места ночёвки. Перед выходом на рубеж — отдых ещё час. Якоб, — повернулся к командиру наёмников, — Ты и твои люди чистите лагерь, где шесть палаток и клетка по центру периметра. Работаем тихо: световыми гранатами и потом добиваем всех, кто будет внутри. Заходите с севера, Серхио и Норд прикрывают вас, работают по трём тропам, ведущим на соседние острова, на случай подхода подкреплений. Это маловероятно, если работать быстро. Но вполне возможно, если выйдет промашка и кто-то из духов успеет хоть раз пальнуть. Постарайтесь без срывов, лады?
