— Да смотри не засни, - проворчал Рэм, в свою очередь подняв на ноги Лисичку.
Мужчины дружно загоготали. Девицы, опустив глаза и густо краснея, потянулись с поляны к свежеустановленным шалашам. Кошка шла впереди, аккуратно переступая стройными ножками по траве. Принесённого Губотрясом платка не хватило, чтобы прикрыть девушку даже до коленок.
Кошка обернулась, блеснула улыбкой, и Ромка поспешно отвернулся. Он таращился ей вслед, как мальчишка.
***
Когда все отхожие места были устроены, шалаши поставлены, а столы утвердили посреди поляны, Рэм протрубил в рог, и Ромка в который раз удивился выносливости аборигенов. После всего, что случилось, любой его знакомый из того, покинутого им мира, давно свалился бы без ног. Его же войско, в предвкушении брачного пира, бросилось наводить чистоту в ближайшем ручье и отчищать одёжки от пыли и грязи.
Потом все собрались на поляне, и Кошка, потупив взгляд, протянула Ромке сплетённый ею венок из мелких цветов. Ромка повертел в руках кольцо из плотно переплетённых стеблей ромашек, маргариток и неизвестных ему мелких ярко-синих звёздочек. Наверное, это какой-то местный обычай.
Он обречённо зажмурился, водрузил на голову девчачье украшение, а когда открыл глаза, на него смотрел Губотряс.
Тот молча подождал, пока его вождь утвердит на макушке парадный венок, смущённо кашлянул, оглянулся на других командиров, что робко топтались сзади, и сказал: «Мы тут посоветовались и решили… Жребий, это справедливо, спору нет. Для нас, простых парней…» Он ещё помялся, и Свистун толкнул его в бок. Губотряс набрал в грудь воздуха и решительно произнёс: «Возьмите двух самых красивых девок себе, сыновья бога. Это наш дар для вас. Мы не будем бросать на них жребий».
Ромка посмотрел на свой совет. Не должны здоровые мужики смотреть на него, как школьники на учителя. Это неправильно. Он уже хотел отказаться. Хотел сказать, что это не справедливо. Но Рэм вдруг тихо сказал: «pourquoi pas?» и Ромка застыл с открытым ртом. «Почему бы нет?» - повторил по-французски двойник, и Роман вспомнил Ангелину. Её любимые словечки из фильма про мушкетёров. Миледи была любимой героиней девушки, и Ангелина всегда тщательно ухаживала за своими белокурыми локонами, считая, что они делают её похожей на ту стервозную дамочку с клеймом на плече.
Ангелина нашла себе лысого старика на крутой тачке. Ну, так Ромка нашёл себе кое-что получше. Он женится на маленькой кудрявой брюнетке. И боги с ней, со справедливостью.
Для жребия взяли мешок, написали на кусочках коры имена и старательно перемешали. Мальчонка Мухобой, раздуваясь от важности, притащил позабытую Ромкой арфу и отдал Рэму. Ромка взобрался на пень рядом с воткнутой на трезубец головой Шарика - её решили на всякий случай не убирать – мало ли что, и объявил начало церемонии.
***
Небо превратилось в сверкающую бриллиантовой крошкой, чернильного цвета мантию. Потрескивали, исходя чадящим дымом, факелы. Крепкие ладони отбивали зажигательный ритм на самодельном барабане. Визгливо пела флейта, в такт барабану топали босые ноги. Ромка смотрел, как пляшут бывшие рабы, солдаты и пастухи.
От свадебного угощения осталась груда костей и пустые чаши с вином. Опустевшие, плоские бурдюки из-под вина лежали на траве. Мятые цветы осыпались с венков и россыпью мелких душистых звёздочек остались на столе.
Такого танца он не увидел бы ни на одном концерте. Хлопали ладоши, под выкрики зрителей в сложном ритме стучали о землю пятки. Ни одной женщины не было в этом хороводе, да и не должно было быть. Это был танец мужчин. Танец воинов.
Рэм, сидя рядом, азартно притопывал ногой и отбивал ладонями ритм о доски стола.
— Эх, кабы не божественный статус, сейчас бы отжёг! – прокричал он Ромке, и тот едва расслышал его в этом шуме. – Гуляй, черноголовый!
Сменился ритм, стал другим, более плавным и дробным. Певцы понизили голос, перешли на речитатив. Танцоры перестроились и побежали по поляне, выделывая ногами затейливые кренделя. Потные лица блестели, зубы сверкали в улыбке – женихи плясали танец журавля.
Ромка хлопнул себя по руке. Нестерпимо чесалось плечо, над головой вился сытый комар. А в его шалаше сейчас тихо, темно и на земле поверх вороха веток постелена мягкая шкура молодой козы…
Танец затихал, хоровод двигался всё медленнее. Наконец танцоры закружились в заключительном пируэте, одновременно остановились, взмахнули руками-крыльями.
— Хайя!
Песня смолкла, зрители бешено зааплодировали.
— Пошли, - резко сказал Рэм. – Догуляют без нас.
— А их оставим? Вдруг что-то…
— Какая же свадьба без драки? – отрезал Рэм. – Пошли. Девчонки ждут.
Он наклонился к Ромкиному лицу и тихо сказал:
— Это не измена. Забудь. Клин клином вышибают.
— Знаю, - Ромка оглядел поляну, где затихал свадебный пир. Женихов хлопали по плечам, отпуская солёные шутки и давая ценные советы. – Тебе тоже кажется, что это навсегда?
— Что навсегда? – тихо спросил Рэм, и Ромка увидел на его лице отражение своего страха.
— Всё. Я боюсь, Рэм. Боюсь, что теперь, после свадьбы… это никогда не кончится. Что мы завязли здесь, как мухи. Навсегда.
— Если ты боишься, что втрескаешься в свою Кошку, давай, я сам к ней схожу. Отдам супружеский долг вместо тебя. Она и не заметит.
— Только попробуй! – прохрипел Ромка. В глазах почему-то потемнело, душный ком сдавил горло.
— Расслабься. Я пошутил. Иди к своей зазнобе.
— Да ты сам боишься, - зло сказал Роман. Туман перед глазами рассеялся, перехваченное горло отпустило. Нет, ему не страшно. – Боишься, что втюришься в Лисичку. Дон Жуан местного разлива!
— Вот сейчас и проверим, - двойник мотнул головой, и влажные от пота волосы упали ему на лоб. – Попытка не пытка.
***
В шалаше было тихо, тепло и пахло травой. Ромка, стараясь не шуршать ветками, пробрался внутрь. Всколыхнулся густой, как одеяло, воздух, что-то упругое подалось под рукой, и горячая ладошка провела по его лицу.
— Кошка…
Ладошек стало две, они заскользили по щекам, по шее, двинулись дальше, проникли под влажную от пота рубаху. Он расстегнул пояс, пытаясь разглядеть девушку в непроглядной тьме.
— Кошка…
Горячие пальчики стали настойчивее. Смутный страх растаял, растворился в душистой темноте шалаша. Исчезло всё, кроме древнего, как мир, желания, и Ромка молча опрокинул жену на брачное ложе из шкуры молодой козы.
Рыжий язык огня лизнул вертел. Кусок мяса повернулся над костром, и Ромка с содроганием увидел, что это человеческая нога. Багровел аккуратно обрезанный, с кружком белой косточки посередине, кругляш бедра. На ступне пятидесятого размера корчилась от жара кожаная сандалия.
