Я выпиваю и смотрю на Стефана. Всё-таки Лена была права. Каждая личность, в образе которой мы работаем, накладывает на нас свой отпечаток. Если в сорок первом комиссар Лучков напоминал мне артиста Джигарханяна, то сейчас я ясно вижу, что передо мной сидит корпусной комиссар Лучков собственной персоной.
Закуриваю и, неожиданно для себя самого, выдаю всё, что грызло меня эти дни. Стефан слушает очень внимательно, не прерывая и не отвлекаясь. С другой стороны присаживается Лена, а к концу моей «исповеди» уже вся компания берёт меня в плотное кольцо. Ну, и пусть! Пусть слушают. Это им тоже полезно. Когда я заканчиваю, Стефан закуривает свой любимый «Кэмел» и весело смотрит на меня:
— Ну, гвардеец, ты даёшь! Надо же, из-за чего он оказывается не в своей миске! Да радоваться надо, что ты, в конце концов, стал работать до такой степени профессионально, что тебя от подлинника даже ты сам отличить не можешь.
— Побойся Времени, Стефан! Чему тут радоваться? Тому, что я за здорово живёшь порешил десять тысяч жизней? Вот это радость! Да мне ещё и мало показалось, дальше на подвиги потянуло. Помнишь, Андрей, как в Лабиринте мы вынуждены были расстрелять из дезинтегратора толпу людей? А ведь мы знали, что это не люди, а биороботы. И всё равно, легко ли это было? А сейчас? Ведь в кораблях не роботы сидели! А я их расстреливал, как куропаток на охоте. Что это? Я это был или робот ЧВП?
Стефан затягивается сигаретой и спрашивает:
— А тогда, в сорок первом, ты таких угрызений совести не испытывал? Кем ты тогда был?
— Сравнил! Если бы я родился на пятьдесят лет раньше, я делал бы то же самое. Это был мой долг.
— Если бы ты родился на пятьдесят лет раньше. Это был твой долг. Хорошо. А если бы ты родился в Пиратской Республике Бертольером Горчи? В чем бы тогда состоял твой долг? Молчишь? И правильно делаешь. Скажи спасибо Елене, что она тебя так хорошо подготовила. Да и ты, тоже настроился добросовестно. Во всяком случае, Бертольер Горчи долг свой исполнил до конца. Вечная ему память и пиратская слава. Нечего смеяться! Посуди сам, если бы на «Диане» работал не ты, а настоящий Горчи, разве результат был бы иным? Я имею в виду потери Космических Сил.
— Возможно. Во мне всё-таки говорил мой фронтовой опыт.
— Не заносись, — останавливает меня Андрей, — Фронтовой опыт — дело, конечно, не малое. Но ведь и Горчи не лыком был шит. Он на этой «Диане» не первый год воевал и почти всё время оставался на прикрытие отхода флота. Так что, опыт у него не меньше, чем у тебя, а применительно к данным обстоятельствам, и побогаче будет. Главное в другом. Ты, будучи в образе Горчи, сделал всё так, как сделал бы и он сам, но ты сделал ещё кое-что. Уже не как Горчи, а как Андрей Коршунов. Теперь пиратскому гадюшнику конец.
— Но какой ценой!
— Андрей, — вступает в разговор Лена, — Ты уже и сам понял, что эти жертвы были неизбежны, независимо от того, кто бы там действовал: ты или Горчи. Это неизбежные издержки нашей работы, особенно когда речь идёт об участии в боевых действиях. Что же касается возможных воздействий на твою Матрицу со стороны Старого Волка, то здесь можешь быть спокоен. Я была у медикологов. Они разложили твою Матрицу до элементарных составляющих и самым тщательным образом исследовали. Никаких последствий они не обнаружили. Не считая остаточного наслоения личностей графа Саусверка и Риша Кандари. Но это, как ты знаешь, неизбежно и не страшно.
— А что до цели, — говорит Матвей, — то вспомни Антуана Коста. Ты ведь слышал о нём. Так что, тебе в сорок первом крупно повезло. Цена, Андрей, она разной бывает.
Да, я слышал про работу Антуана Коста. Внедрённый в оберштурмбанфюрера СС, коменданта секретного концлагеря, который занимался обогащением урана; Кост за полгода отправил в крематорий не один десяток тысяч людей. При этом он всячески саботировал работу предприятия и раз за разом срывал выдачу критичной массы урана 235. А самое главное, он воспрепятствовал взрыву завода вместе с заключенными, когда Советская Армия вплотную подошла к концлагерю. Он сдал Советскому командованию и уран, и оборудование завода. Трудно вообразить, что творилось бы в Европе, если бы этот завод, как замыслило гитлеровское командование, взлетел на воздух вместе со своей продукцией.
Наш разговор прерывается сигналами радиобраслетов. Они звучат у всех разом. Общий вызов! Мы переглядываемся. Стефан отвечает за всех:
— Слушаем вас. Мы находимся в одном километре от коттеджа Андрея Коршунова.
— Всем срочно прибыть на свои места! — слышим мы голос Стремберга, — Коршунову, Злобину, Альбимонте, Краузе, Илек и Моро немедленно явиться к Леруа!
Это уже серьёзно. Мы молча гасим костёр, забираем грибы и быстрым шагом направляемся к моему коттеджу. Прямо оттуда, не переодеваясь, мы, кого назвал Стремберг, отправляемся к Магистру. Он сидит перед компьютером. Когда мы входим, он, не оборачиваясь, спрашивает:
— Вы здесь? — и, получив утвердительный ответ, переключает изображение, — Смотрите.
На мониторе виден морской берег и какие-то, очень знакомые, здания. Я их раньше видел, но совсем в другом ракурсе, поэтому не могу вспомнить, что это за город. Обращаю внимание, что ни Стремберга, ни Кристины, ни Ричарда с нами нет.
— Они на Совете Магов, — отвечает на мой вопрос Магистр, — Не отвлекайся, смотри. Сейчас всё начнётся.
На голубом небе вспыхивает белая, ослепительно-яркая точка. Она стремительно растёт. Вот она уже достигла размеров Солнца, но превосходит его по яркости. Вот она закрывает полнеба и вдруг, одним рывком, покрывает всё небесное пространство. Вместо голубого неба — сияющий белый свод, смотреть больно. В воздухе творится нечто трудно вообразимое. Он как бы горит, точнее, в нём зарождается и падает на землю что-то вроде огненного снега. Снегопад огня! Люди бегут по берегу горящего моря и тоже загораются. Нет, не загораются, а как-то вспыхивают изнутри. То же происходит с деревьями и травой. Горит земля, горят здания. Откуда-то приходит грандиозная ударная волна, и здания разлетаются на горящие куски и огненную пыль, словно они были построены не из бетона, а сложены из не скрепленных между собой кусков шлака и керамзита.
— Что это, Магистр? — шепотом спрашивает Андрей.
— Азотная реакция.
— Не понял. Объясни, — прошу я.
— Да, такое трудно понять. Это цепная реакция термоядерного синтеза. Только здесь не дейтерий и тритий синтезируются в гелий, а азот синтезируется в кремний. Не весь. Часть азота преобразуется в алюминий, фосфор, серу и хлор. Еще меньшая часть синтезирует более тяжелые элементы: галлий, германий, мышьяк и селен. Но всё это — ничтожные доли процента. Основная часть азота синтезируется в кремний.
