поклонился я. — Огромное спасибо! Мотоциклы как раз сейчас собирают, и мы все вместе, — я мотнул головой в сторону молодежи, — собирались на днях испытывать байки в соответствующих условиях.
— Очень хорошо, Алексей, — покивал император. — Если ты не будешь против, мы с сыном хотели бы поприсутствовать.
— Конечно, ваше величество, — и опять поклон. — Но есть проблема с мотоэкипировкой…
— Мы позаботились о об этом, — Нарухито улыбнулся, — проблем не будет. Господа Романовы, Михаил Николаевич, увидимся позже…
Глядя вслед двинувшимся японцам, я обратился к родителю:
— Отец, надо бы Сандро Багратиона как-то премировать, это именно он настоял, чтобы мы байки из контейнеров вытащили в преддверии возможного визита императора Японии.
— Сам с Сандро рассчитаешься из той суммы, которую тебе Нарухито за фотографии с японскими байками заплатит, — хмыкнул родитель. — Наши дипломаты в Париже тогда отказались детали рекламных контрактов обсуждать, а твой царственный дед предложил Нарухито утрясти этот вопрос в Монако. Но я твою информацию по своевременной инициативе Багратиона принял.
— Отлично, большего мне и не надо…
Еще минут через пятнадцать князь Гримальди наконец подвел к нам последних своих гостей, императора Китая Тунчжи с сыном Канси из рода Цин, и от них в нашу сторону шла такая плотная стена ненависти, тщательно скрываемая за внешними любезными улыбками, что я буквально приказал себе оставаться спокойным и с трудом протянул руку для пожатия, а вот вместо слов приветствия неожиданно даже для себя начал напевать:
С гранатою в кармане, с чекою в руке,
Мне чайки здесь запели на знакомом языке.
Я отходил спокойно — не прятался, не вор,
Дымился в небо бронетранспортер.
Когда туман растаял и проныла луна,
Из боя не вернулась молодая жена.
Вода отравится, погаснет свет, утихнет звук.
К тебе я больше не вернусь — такой теперь я друг.
Уходим, уходим, уходим,
Наступят времена почище.
Бьется родная, в экстазе пылая,
Хэйхэ 2000.
(слова и музыка И. Лагутенко)
***
Коля с Сашей автоматически напряглись и нахмурились, когда от Алексея повеяло плохо скрываемой угрозой. Когда же брат запел строчки из известной песни, посвященной давнему российско-китайскому противостоянию, оба великих князя привели себя в полную боевую готовность. Китайцы же спокойно дождались, пока Алексей закончит напевать, и обозначили хлопки:
— Молодой человек, — на французском начал китайский император, — у вас явный талант выражать свои эмоции как голосом, так и остальными… доступными способами. У нас в стране это очень ценится, приезжайте как-нибудь с конц… — он сделал многозначительную паузу, — просто приезжайте в гости.
Алексей поклонился, а угроза с его стороны усилилась:
— Спасибо за приглашение, ваше величество! Только доведу свои таланты до совершенства, чтобы соответствовать, несомненно, высоким стандартам ваших подданных, тогда обязательно и приеду… в гости.
Император остро глянул на Алексея и повернулся к дядьке Саше и деду Володе:
— Господа Романовы! Хорошего вечера.
И китайцы, демонстративно не замечая князя Пожарского, проследовали дальше.
— Алексей, — тяжело вздохнул цесаревич, — мы же тебя просили…
— Извините, не сдержался, — брат изобразил виноватое лицо, и угроза исчезла. — Но, если бы вы чувствовали ту ненависть, которую китайцы к нам испытывают, вы бы меня поняли. Деда, — Алексей посмотрел на князя Пожарского, — я обещаю за такое к тебе неуважительное отношение роду Цин отомстить.
Князь же только нахмурился:
— Лешка, отца лучше слушайся, а личную вендетту всегда объявить успеешь. О, а вот и Дональд возвращается…
***
Вечер заканчивали в ресторане при нашем отеле, причем народу с приема из дворца Гримальди с нами пришло достаточно много, хотя кто-то и потерялся по дороге в районе казино Монте-Карло, а русскую молодежь с моей подачи родитель отправил спать. Медичи, Бурбоны, младший Гримальди, Сингхи, оба бесфамильных японца, Аль-Нахайяны, Ольденбугские, Фатимиды, Саксон-Кобург-Готские с Лотарингенами, Георг Виндзор, братья Гогенцоллерны, Романовы и князь Пожарский — мы все с комфортом устроились вдоль фуршетных столов и под классическую музыку продолжили общение.
Чуйка засекла легкое призывное касание Ванюшиного внимания.
— Алекс, — улыбался Джай, — это не Иван Олегович за окном маячит? — индиец глазами показывал на улицу. — И вообще, Алекс, ты когда-нибудь от забот отдыхаешь?
— Да-да, Алекс, — хмыкнули братья Гогенцоллерны, — второй час ночи, а этот твой свитский вокруг тебя кругами ходит.
— Служба у него такая, с доступом к моему высочеству в любое время суток, — подчеркнуто тяжело вздохнул я. — Друзья, прошу прощения, скоро вернусь…
Выйдя на крыльцо ресторана, в очередной раз с огромным удовольствием вдохнул свежий морской воздух и с интересом посмотрел на выходящую из тени фонаря невысокую фигуру, вставшую рядом с Кузьминым и тут же согнувшуюся в глубоком поклоне.
— Ваше высочество, — начал на английском Ванюша, — позвольте представить вам господина Синдзо Кобаяси из охраны японского императора.
Кузьмин — красавчик! Помнит, что японцы помешаны на всех этих внешних проявлениях уважения, и специально обозвал меня высочеством, а не просто Алексеем Александровичем.
— Господин Кобаяси, очень приятно познакомиться, — кивнул я.
Японский колдун выпрямился на секунду и вновь согнулся в глубоком поклоне.
— Господин Кобаяси, прошу вас выпрямиться, — команда была тотчас исполнена. — Как я понял, со своими русскими и индийскими коллегами вы уже познакомились и приступили к исполнению совместных обязанностей?
— Да, ваше высочество.
Настоящий самурай — служивый человек, аналог дворцовых у Романовых, готовых умереть за правящий род, и, по моим впечатлениям, господин Кобаяси полностью соответствовал японским представлениям о долге и чести. Что характерно, он меня не боялся, хоть и явно был впечатлен силой, но просто принял этот факт как данность и продолжил исполнять свой долг, как должно самураю.
— Вопросы? Предложения? Пожелания?
— Не имею, ваше высочество, мы уже все решили с господином Кузьминым.
— Отлично! Иван Олегович, вы же помните о моей просьбе насчет журналистки?
— Все сделаю, ваше высочество, — Ванюша обозначил поклон.
— Тогда не смею вас задерживать, господа…
Вернувшись в ресторан, подгадал момент и озвучил то, что беспокоило меня весь вечер:
— Друзья, надеюсь, с Александром Петровым на завтрашнем турнире ничего… неожиданного не произойдет?
— Конечно, нет…
— Алекс, мог бы и не напоминать…
— Это же самое касается и Андрея Долгорукого, — продолжил я. — Человек он сугубо штатский и к военным игрищам отношение имеет лишь опосредованное…
***
— Сынка, подъем!
— Прохор, еще пять минут подремлю…
— Я тебе кофе принес, поднимайся.
— Встал? — это уже был голос родителя.
— Встает, — хмыкнул воспитатель и, как в детстве, сорвал с меня одеяло.
Усевшись на кровати, я решил воздержаться от недовольных высказываний и спросил:
— Доброе утро! Вопрос первый: отец, а когда ты спать успеваешь, если ложишься позже меня, да еще и пьяный, а встаешь постоянно раньше?
— Долгие годы тренировок, — хмыкнул он. — Ничего, сынок, вот займешься настоящими государственными делами, а не
