головой, но послушай сердцем. Разве я тебе вру?
Она слушала меня, нахмурившись, а потом отвела взгляд, не в силах соврать, что не верит.
— Такого красивого мира, что ты описал, не может быть. Это невозможно, — неуверенно продолжала она упорствовать.
— Знаешь, а смотрю я на тебя, и понимаю, что ничего невозможного не существует. Ты тому самое лучшее доказательство.
Я бросился на неё, повалил на спину и принялся целовать живот. Шанти заливисто рассмеялась и сквозь смех приговаривала:
— Ну что ты делаешь, Костя? Ну прекрати. Щекотно же.
А я не собирался останавливаться. Только больше заводился и сам не заметил, как спустился ниже.
Остановился лишь когда стоны посетили нашу спальню и затихли, достигнув пика наслаждения. Я поднял голову и заявил, что продолжим мы только после того, как я хорошенько помоюсь.
— Я с тобой, — объявила Шанти.
Уже на следующий день со мной связался Николай Алексеевич и сообщил, что все земляне прибудут в крепость через два дня.
— Но вы же понимаете, Константин, что они на слово вам не поверят, — сказал он под конец разговора. — Привезите с собой несколько экземпляров, чтобы не показаться голословным.
— Запросто. Привезу им столько, что глаза на лоб полезут, — уверил я Николая Алексеевича.
— Рад, что это для вас не проблема.
Я начал сборы, а к вечеру в зал постучался Шаман и сообщил, что Иннокентий Витольдович хочет со мной поговорить.
Конечно, я надеялся, что он не будет лезть в мои дела, но надежда эта была призрачной и совершенно неосуществимой. Такие люди не сдаются, даже когда понимают, что стена для их головы слишком крепкая.
— Запускай, — велел я и расположился в кресле поудобнее.
Иннокентий Витольдович вошёл, как всегда, одетый с иголочки, и приветствовал меня взмахом котелка.
— Не скажу, что рад сюда приехать с таким разговором, но иного выхода я не вижу, — начал он издалека.
— Поверьте, даже приехав ко мне лично, вы не заставите меня изменить решение. И если вас прислал Главный, то с ним мы уже обсудили всё. Больше не о чем говорить.
— Не Главный меня послал. Я сам увидел, какую катастрофическую ошибку вы стремитесь допустить, Константин Андреевич, и хочу воззвать к вашему разуму. Откажитесь и живите, как вам угодно. Стройтесь, как и собирались, развивайте поселения. Вам мало двух? Уверен, Главный пойдёт навстречу и позволит занять ещё пару. Просто не трогайте то, что и так шатко.
— Да-да, старая шарманка. Не надо мне рассказывать, как важно сидеть ниже травы и тише воды. Сами лучше подумайте: сейчас на кону наше возвращение. Неужели вы этого не хотите?
— Ценой целого мира? Извольте, я лучше пожертвую собой, чем обреку десятки тысяч живых людей.
— Да с чего вы взяли, что с миром от этого что-то случится? Потому что так сказал Главный? — усмехнулся я, хотя ярости в этих словах было куда больше.
— Потому что так сказал Главный, да. И ещё потому, что это очевидно.
— Для меня это совершенно не очевидно.
— Если бы вы только раскрыли глаза пошире, то прозрели бы. Об этом каждая мусорная куча твердит. Если выдернуть опорный кусок, каким бы непритязательным он был, всё неминуемо повалится. Баланс хрупок, и такие потрясения его уничтожат.
— Вот и вы тоже про баланс твердите. Только всё это лишь страх, ничего с ним не случится. Я уверен в этом, точно так же, как и в том, что наше появление на него не повлияло.
— Все ваши усилия обратятся прахом. Это вас тоже не волнует?
— Сколько сил, Иннокентий Витольдович, вы тратите на то, чтобы ничего не менять. Потрясающе.
— Смеётесь? Смешно вам? — гневно засопел Иннокентий. — А я, между прочим, годы потратил на то, чтобы понять суть этого мира!
— Погодите, — вдруг осенила меня догадка. — То есть вас привело сюда нежелание отказываться от научного проекта? Серьёзно? Вы готовы жизнями земляков рисковать только потому, что не закончили исследования? Вот это признание, нечего сказать.
— Вы передёргиваете, — попытался возразить Иннокентий Витольдович, но было понятно, что я попал в точку.
— Пойдите прочь, забейтесь в самый тёмный угол и не высовывайтесь оттуда, пока я не покину Клоаку.
— Вы совершаете ошибку, Константин Андреевич, — устало заключил Иннокентий, повернулся к двери.
И уже ему в спину я сказал на прощание:
— Свою ошибку вы совершили, когда решили встать на моём пути. А мои ошибки вас касаться не должны.
Он ушёл, не обернувшись и не ответив, но что-то мне подсказывало, что так просто он не собирался.
Вечером я погрузил в автомобиль с десяток автоматов, одно РПГ и отправился в Чарку. Хотел проследить, что крепость будет готова принять гостей.
Черепаха встретил меня рассказом о том, какое впечатление Прелесть произвёл на Дусю.
— Верещит такая, козявка, лицо закрыла граблями своими и айда на стол карабкаться. Я ей говорю, значится, что Прелесть энто и бояться её нечаво. Но бабе разве ж объяснишь? Она за скалку уцепилась и давай воздух месить.
— И долго она на столе сидела? — с искренним интересом уточнил я.
— А я почём знаю? Я-то плюнул, да спать пошёл. А на утро, гляжу, энти двое уже спелися. Она ему, значится, мясца цельну миску навалила, а Прелесть ейную морду всю облизал.
— Ревнуешь, что ли?
— Они пущай ревнуют. Мне-то энто накой надобно? Я ни в кого не влюблённый и в самом, энтом, расцвете сил.
Я рассмеялся и дружески похлопал его по плечу.
С утра первым из землян в крепость прибыл Николай Алексеевич. Он немедля ни секунды, оборвав приветствие на полуслове, попросил показать ему оружие, на что я с удовольствием согласился.
Автоматы отразились в глазах Николая Алексеевича влажным блеском. Он трепетно погладил образец и взял его в руки, ощупал всюду, куда смог дотянуться, и несколько раз выстрелил в воздух.
— Да, — протянул он удовлетворённо, возвращая автомат на место. — С таким вооружением мы заставим бесов отступить.
— А с таким, — я сбросил покрывало с гранатомёта, — ещё и в бегство обратим.
— Но откуда? — дрогнувшим голосом спросил Николай Алексеевич.
— Оттуда, куда вы всё это время боялись заглянуть.
Николай посмотрел на меня с немым укором, но всё же не возразил. Да и что бы он мог сказать? Что я не прав? Прав. Что я перегибаю палку? Так он иного и не заслужил.
Вместо этого он заговорил о другом:
— Знаете, со мной приехала Елена Игоревна. Одна из техников, если помните. Она в машине ждёт. Вам, наверное, мало что скажут её слова, но она очень хотела с вами