этих сволочей в каждом стабе свои крысы есть! Вот и про операцию сюда наверняка уже настучали… Мля, мужик, да мы в полной жопе! Не тяни кота за яйца и просто завали эту гниду!
— Если надоело жить, просто расколоти башку об стену, — твердо заявил Гном, — а я ещё побарахтаюсь.
Ненадолго повисла гнетущая тишина. Каждый из собеседников задумался о своём, но вскоре, Гном снова обратился к товарищу:
— Слушай, а чем вообще они занимаются? Ну, эти самые килдинги. И куда они дели всех людей и трупы со стаба?
— Я же говорил — они сектанты, — хмуро ответил Сокол, — а чем обычно занимаются такие твари? Правильно — приносят жертвы и проводят страшные ритуалы.
— Какие ещё ритуалы? — удивился Гном, — и кому жертвы? В Улье что, верят в каких-то богов?
— Трудно сказать так сразу, — признался его собеседник, — не знаю кому, но обычно, на местах их ритуалов находят трупы. Привязанные, изуродованные, частично сожранные и растерзанные зараженными. Я на таких мероприятиях не присутствовал, но… слухи ходят разные и все они не добавляют мне оптимизма. Лучше уж пулю в лоб чем вот так…
— Дела-а…
Проговорив ещё какое-то время, товарищи пошли спать. Холод пробирал знатно, полка оказалась просто ледяной, поэтому Гному пришлось закутываться во все четыре найденные одеяла. Очень хотелось пить, а лучше напиться до бессознательного состояния, чтобы хоть ненадолго отвлечься от тягостных мыслей. Долгое время сон не шел, однако вскоре усталость взяла свое, на место нервам пришла безразличность и Гном провалился в беспокойный сон.
Разбудил его звук отпирающегося замка и последовавший за ним зубодробительный скрип отворяющейся металлической двери. В лицо ударил яркий свет от фонаря, который держал в руках один из двух вошедших в камеру иммунных. Второй бросил в Гнома запечатанный пакет с сухпаем, небольшую пластиковую склянку с живчиком и сообщил, что это ему на весь день. Затем выдал черный шарик жемчужины и дал запить кислым гороховым раствором. Под пристальным взглядом двух пар глаз, он молча выпил все что дали, отложив живчик и сухпай на свою полку. Дождался пока дверь закроется, стихнут звуки удаляющихся шагов и прильнул к по-прежнему открытой заслонки на двери.
— Сокол, — ты ещё там?
— Да вот, только с экскурсии по пальмовым островам вернулся, — саркастично ответил он и добавил: — но здесь мне нравится больше, поэтому сегодня никуда больше не пойду.
— Тут что, свет вообще никогда не включают? — проигнорировав тираду товарища, поинтересовался Гном.
— А откуда ему тут взяться? — вопросом на вопрос ответил он, — повезло ещё что хоть как-то отапливают, иначе замёрзли бы нахрен.
— Мне опять жемчужину дали, — задумчиво сказал Гном, — и я вдруг понял, что с тех пор как приехал в стаб, у знахаря больше не был. Но ведь жемчуг не только усилить старую, но и новую способность может открыть.
— Верно мыслишь, приятель, — подтвердил Сокол, — но ты хигтер, других способностей у тебя не может быть. Да и какой от них толк, если воспользоваться против этих сволочей все равно не сможешь?
— Напрямую нет, — согласился Гном, — но может быть есть какой-то способ обойти запрет?
— Нам бы юриста сюда, — хмыкнул сенс и пояснил: — стаб наш уничтожен, люди убиты, Камень, скорее всего, вынужден сотрудничать с врагом, но думает о том же самом. Если ты дословно вспомнишь все пункты вашего с ним договора, то возможно, он смог бы найти лазейку.
— Но у нас поблизости нет юриста, — подтвердил Гном, — зато есть свои мозги и куча свободного времени. Я сейчас подумаю немного и постараюсь вспомнить что там да как было сказано. На память я никогда не жаловался, да и просидели мы тогда с Камнем в кабинете над этим сраным договором пару часов. Будь он, сука, проклят!
— Давай, — согласился Сокол, — а я пойду на толчке посижу. Подумаю, так сказать, о вечном.
— Ты ведь в собственной вони там задохнешься? — удивился такой решимости товарища он, но ответ Гнома откровенно порадовал.
— С чего бы? Тут слив нормально работает. Это только со светом непонятки, а вода есть. Считай — все как у людей.
Усмехнувшись, Гном вернулся на свою лежанку и погрузился в глубины памяти. Было важно не ошибиться в трактовке пунктов договора, ведь каждое неправильно вспомненное слово, могло стоить ему и его товарищам жизни. Проклиная самого себя за такую дотошность — он же сам приложил не мало сил для того, чтобы все было по честному, Гном ковырялся в собственных мозгах несколько часов к ряду, отвлекаясь только на справление нужды и один единственный глоток живчика. Спорового голодания Гном не ощущал, но вот пить хотелось зверски, а другой жидкости, кроме, как оказалось, работающего слива в унитазе и бутылки живчика, в его камере не было.
Собрав все кусочки разбегающихся воспоминаний в одну полную и вроде как, достоверную картину, Гном привлек внимание Сокола. Когда тот ответил что готов слушать, кваз принялся оглашать по пунктам детали их с Камнем договора.
Когда все было изложено, Сокол обречённо покачал головой:
— Ну вы и нагородили… ладно, теперь, давай разбирать каждый по-отдельности.
— Договор между стабом Камчатка (в последствии возможно любое другое название), его главой — иммунным (в последствии возможно, квазом) Камнем и квазом (в последствии, возможно, иммунным) Гномом.
Стороны обязуются добровольно соблюдать условия данного договора. В случае нарушения одного или нескольких пунктов данного договора, нарушитель сию секунду умрет, — медленно проговаривая и вдумываясь в каждое слово, по памяти повторил Гном.
— Блин, — тут же усмехнулся Сокол, — вот как бы нам понять, считается ли Камень главой стаба в такой ситуации? И вообще — можно ли считать наш стаб, стабом Камчатка как таковым? Если нет — он же уничтожен! Все жители убиты или взяты в плен, кроме трёх человек, значит, и договор сам по себе силы не имеет. Ты сам-то как думаешь?
— Я думаю, что если его хоть где-то по прежнему называют Камчатка, и он остался стабом… да и Камень с этой должности не уходил, значит считается. Но точно не уверен.
— Твою мать! — зло рыкнул Сокол, — нам бы это проверить. Вот что вам стоило указать в случае нарушения что угодно кроме смерти? Что за сраный максимализм?
—
