стояли, наслушался.
— То да, — вновь вздохнул Кхаб, но уже задумчиво, а не гневно. — Ведь словно по нашему следу эта тварь идёт, вот уж и под воротами Солбера нагнала почти… — пробормотал он себе под нос.
Тшера задумалась.
— Вы и в Талунь заезжали? Туда редко такие богатые товаром обозы суются — харратов боятся.
— И мы не совались, но нынче владыка решил доехать — расширять, мол, торговые связи надо, а в Талуни небедные люди живут, — ответил Кхаб, по-прежнему глядя на кавьялью узду в своих руках.
«Вот, значит, из чьей ткани мне „свадебный“ наряд шили».
— Под Талунью сосна человека убила. Уж она-то никак по следу идти не могла.
Кхаб невесело ухмыльнулся.
— То да. И владыка у нас щедр и ласков — не мог такой насолить кому-то, чтобы его так страшно прокляли.
— Проклятий не существует.
— Сосен-людоедов — тоже.
Мимо них, объезжая обоз кругом, проехал Тарагат. На миг Тшера встретилась с ним взглядом и что-то новое, неприятное, появилось в подведённых чёрным глазах. Не злость, но словно разочарование.
«Огорчила купца, попортила ему настроение, поистощила кошель… Теперь удержит с меня».
15. Злые звёзды, погребальные песни
Остаток дня прошёл спокойно, Тшере даже удалось расспросить у Верда о кровавом дожде, но не удалось выведать что-то о самом Верде. Прямо о прошлом не спросишь, лишнего любопытства тоже не покажешь, а на наводящие вопросы он отвечал так, что оставалось лишь теряться в догадках. Что за библиотека, возле которой он вырос? Великая Книжная Палата Хисарета? Но он северянин, и в его манерах нет южной томности, которую перенимают все, кто провёл много времени в Харамсине. Вряд ли родители его богачи, иначе не ходил бы простым наёмником, да ещё и босым. Или мальчишкой служил при доме богатого господина? Может, учёного? Но учёный вряд ли привил бы своему слуге такую молитвенность…
И тут её осенило: неужели он — скетх?! Молитвенность, образованность, боевые навыки, выносливость и неприхотливость, да ещё воздержание от любовных утех — всё подходит. Скетхами могли стать не только амарганы, но только мужчины. Для первых это судьба, уготованная рождением и исполняющаяся на их пятую осень, для остальных — выбор.
Если простой юноша, не амарган, захочет стать скетхом, он должен пройти строгий отбор, к которому допускались парни не моложе двадцати лет; шестилетнее обучение в стенах Варнармура, отличающееся от подготовки амарганов (поэтому жили и учились они от амарганов отдельно); и пять лет испытательного срока в брастеоне. После этого их посвящали в скетхи, но до посвящения любой из них мог уйти. У них, в отличие от амарганов, был выбор. Потом их отправляли служить в молельные залы по всей Гриалии, кто-то оставался и в брастеоне — наставничать, заниматься земледелием или ремеслом на благо обители. То есть встретить скетха в каком-нибудь городе — событие неудивительное, но обычно они — сплошь почтенные старцы. Как, например, тот, что служил в молельном зале Хисарета. Или как тот, что наставничал у учеников Чёрных Вассалов, преподавая основы религии. Но таких молодых пригожих скетхов, как Верд, Тшера никогда не встречала. И чтобы они нанимались в охрану или выполняли работы, не имеющие прямого отношения к религии или делам Варнармура, она тоже никогда не слышала.
«Может, он один из тех, кто не выдержал испытательного срока?»
Ночевать остановились под холмом вблизи тракта. По ту сторону дороги рос тёмный в сгустившихся сумерках ельник, в котором Кхаб набрал веток для костра. Огонь потрескивал под котелком, добавляя к ароматам пряного Бирова варева запах смолы и немножко — хвои; Кхаб то и дело заглядывал Биру через плечо — не готова ли похлёбка? Бир каждый раз чуть отстранялся, словно боялся прикосновений, и Тшера знала, что дело в его новой тёмно-синей с вышитым воротом рубахе. Он с разрешения Тшеры выторговал её у Тарагата и теперь носил, лучась счастьем и переживая, как бы чем не замарать. Купец сосредоточенно нахмурился над развёрнутыми в свете пламени записями и картами; Верд отошёл от костра, опустился на колени и застыл, погружённый в молитву; Тшера курила на границе ночной темноты — так, чтобы видеть и повозки, и дорогу, и всех спутников разом, а не только Дешрайята, который красовался перед ней, будто обучая Сата обращаться со скимитарами.
«А ночь нынче уж не летняя. Ладно ещё кафтан, но рубаху мог бы и не снимать, всё равно ты меня голым торсом не купишь».
Дежурить выпало опять с Кхабом.
«Ну, хоть меньшее из зол досталось, — подумала Тшера, отворачиваясь от Дешрайята, блестящего по́том в отблесках костра. — Ты и в Вассалы наверняка шёл лишь самолюбие чесать да девкам нравиться. Потому и не дошёл…»
— Сразимся, Тшера? — сверкнул он белоснежной улыбкой. — Покажем Сату всю красоту и удаль боя мастеров? Рассыплем по траве золотые искры, а то твои Йамараны уж заскучали в темноте ножен.
Дешрайят подмигнул ей и будто невзначай поиграл лоснящимися грудными мускулами. Тшера закатила глаза.
«Да ты уж своим великолепием затмил всё что можно — не переплюнешь».
— Йамараны не скучают, в отличие от твоих скимитаров. Но они становятся голодны, и насытить их может только кровь. Иначе из ножен их доставать смысла нет. Готов?
Она мягко потянула из ножен Мьёра, мысленно насмешничая над отразившемся во взгляде Дешрайята замешательством.
— Тогда до первой крови? — тоном неуловимо выше, чем его обычный, спросил он.
Тшера хищно усмехнулась.
— Ты же знаешь, что Вассалы на тренировках друг с другом сходятся до третьей. Если, конечно, один не упадёт раньше.
Краем глаза она уловила сбоку, на грани видимости, движение. Обернулась и встретилась взглядом с Вердом. Он всё так же сидел на коленях, но повернул к ним голову и смотрел на Тшеру — не с любопытством, а с лёгкой тревогой.
«Ну да, плечо», — вспомнила она его наказ не нагружать без нужды руку.
Однако теперь сам Дешрайят драться не спешил. Он не прошёл итоговых испытаний, а значит — не приносил вассальских клятв, и ничто не препятствовало Тшере поднять на него Йамаран не в дружеском поединке, а всерьёз.
— Хорошо, как скажешь, кириа, — протянул он почти так же певуче, как умел Тарагат. — До третьей так до третьей. — Смотри, парень! — обратился к Сату, а потом перевёл взгляд на Бира и изобразил на лице разочарование. — М-м-м, кажется, не вовремя наша затея: там уж кушанье готово. Жаль будет, если остынет. Отложим до завтра? — улыбнулся он Тшере.
— Как скажешь, кир, — повторила она его интонации, — до завтра так до завтра, — и заметила, что Верд отвернулся, вновь погружаясь в молитвы. Как ей показалось — с облегчением.
Ночь выдалась зябкая и безлунная, из черноты небес вниз
