– Ствол не продашь?
– Нет, – сказал Тони после короткой паузы и вышел.
– Ну, нет так нет, – развел руками хозяин «Зеленого ковбоя» и поспешил на жилую половину фургона. – Клаус! – позвал он и постучал в запертую обшарпанную дверь. – Клаус, выходи, есть работа!
Лязгнула щеколда, наружу высунулась всклокоченная голова худого, давно не мытого подростка.
– Чего? – недовольно спросил он.
– Почему ты запираешься?
– Для этого звал?
– Чужие тут объявились, нужно за ними походить – денежки у них водятся, может, и из барахла чего. Сечешь?
– Пятьдесят процентов…
– Чего-о-о? Да я тебя пригрел, я тебя обул-одел! – начал накручивать себя хозяин, его нос побагровел.
– Серж, я могу и уйти, – заметил подросток.
– Ладно – тридцать процентов.
– По рукам. – Подросток захлопнул дверь, открыл у себя в комнатке ведущий в подполье люк и через пару мгновений оказался на улице.
Тони, озираясь, дошел до угла полуразрушенного дома и остановился, просеивая глазами темноту. Качнулась и двинулась к нему светлая бесформенная тень – это был Джим в своем сером просторном комбинезоне.
– Ну что? – шепотом спросил он.
– Все в порядке. – Тони пошелестел бумажным пакетом. – Я все взял…
– Отлично. Куда двинем?
Тони обернулся и стал вглядываться в темноту.
– Ты чего?
– Да как будто… – Тони не знал, что ответить, ему показалось, будто из темноты за ним кто-то наблюдает.
Подошел Боно, почесал живот, потом пониже и зевнул.
– Послушай, нам нужно безопасное место для ночлега. У тебя есть что-нибудь на примете?
– Найдем чего-нибудь. Пойдемте, меня тоже клонит в сон – почти забытое ощущение, последние несколько лет я по ночам не спал.
– А что же ты делал? – спросил Джим, помогая Тони надеть ранец.
– Что и обычно – опустошал пузырьки с видениями.
– Но они у тебя еще не закончились, ведь так?
– Не закончились, но вы своими таблетками разрушили мой мир. Что это было за лекарство?
– Что-то вроде вытрезвителя.
Боно вздохнул и, развернувшись, двинулся в темноту. Джим и Тони последовали за ним, старательно высматривая вьющуюся среди руин тропу.
– Эхе-хе, сколько лет я сам от себя прятался за пеленой миражей, думал, так будет до самой смерти, – бурчал Боно. – Думал, так и не замечу, как окажусь по ту сторону…
– Ну и пил бы себе всякую дрянь, – не выдержал Джим.
– Не все так просто, я не хочу пить, в этом-то и трагедия. Но… может быть, утром я примусь за старое и снова поведу жизнь свободного человека.
– А сейчас ты не свободен?
– Нет, конечно, сейчас я трезв, а стало быть, связан всякими обязательствами.
– Какие у тебя могут быть обязательства? – удивился Тони.
– У всякого человека есть обязательства, – со значением ответил Боно.
Следом за бродягой и двумя незнакомцами неслышно крались едва различимые тени. Ни вздохом, ни шорохом они не выдавали своего присутствия. Эти руины были знакомы им с самого рождения, они знали здесь каждый камень и выбоину в стене, что помогало им быть невидимыми и неслышимыми.
Самым безопасным, по мнению Боно, местом для ночлега оказалось заброшенное здание ткацкой фабрики. В одном из его цехов на втором этаже напарники с осторожностью включили фонарики. Помимо обычного оставленного бездомными мусора вроде битых бутылок, кострищ и засаленных матрасов, здесь попадались всякие челноки, шпильки, шпульки, пустые бобины и целые бороды пряжи, напоминавшие покинутые паучьи коконы.
На окнах стояли решетки – возможно, здесь работали заключенные, вдоль стоявших рядами станков то тут, то там виднелись обширные масляные разводы.
– Почему ты думаешь, что здесь безопасно? – спросил Джим.
– Здесь много выходов, как вы и хотели. В обе стороны выходит множество дверей на разные лестницы – и на улицу, и во внутренний двор, и на чердак, и в какие-то подвалы – наверное, там были склады.
Они прошли вдоль ряда станков. Джим снял снаряжение и, оставив его возле Тони, не поленился разведать, куда ведут четыре дверных проема. Боно оказался прав, выходов действительно было много. К тому же в цеху оказалась хорошая акустика, любой шорох на лестницах или внутри разносился по всему помещению, ведь двери давно пустили на топливо для костров, а учитывая, что пол покрывал слой мусора, пройти по нему неслышно было невозможно.
Лучшим местом для стоянки напарники посчитали самый чистый угол возле одного из окон. Ряд станков в случае необходимости мог стать хорошей баррикадой, к тому же до путей бегства – выходов на лестницы – здесь было рукой подать.
Наведя при свете фонариков некоторый порядок, напарники положили к стене самое ценное – КПТ и кофры с боезапасом, затем расстелили подстежки, в которых ночевали на вершине Снежных гор. Чтобы не показывать лишнего проявлявшему любопытство Боно, Джим и Тони выключили фонари и принялись на ощупь проверять оружие – «шмели» положили в ранцы сверху, чтобы быстро добраться до них в случае чего, а пистолеты – рядом с собой.
– Вы спите, – сказал Боно, – а я не буду.
– Ты же говорил, что будешь ночью спать, – напомнил Джим, укладываясь поудобнее.
– Говорил, а теперь что-то не хочется. Я лучше буду охранять ваш покой.
– Ну-ну, охраняй, если что – буди.
Приготовившись ко всяким, как им казалось, ночным неожиданностям, напарники стали засыпать, «поставив» себя на режим полубодрствования. Стоило где-то щелкнуть ослабевшей конструкции, пробежать голодной крысе или громко вздохнуть Боно, напарники тотчас открывали глаза, сжимали пальцы на пистолетных рукоятках и вслушивались в темноту. Когда становилось ясно, что тревога ложная, они снова засыпали этим странным солдатским сном, позволявшим даже при бессонных ночах в течение всего нелегкого дня набирать по десять-пятнадцать минут необходимую для отдыха норму.
Главное в этом методе было не уйти в ту фазу сна, где уже нет контроля и человек продолжает спать, не чувствуя крадущегося врага.
Джим и спал, и бодрствовал одновременно, все время видя один и тот же сон: как грязная лапка какого-то существа тянется к его КПТ. Джим вздрагивал, открывал глаза и пару раз даже ощупывал оружие. Оно было на месте. Тогда Джим решил не принимать этот сон всерьез.
Тони снились крысы, ему казалось, что они бегают под полом, стучат лапками и переговариваются на своем крысином языке. Вот они нашли какую-то добычу и потащили ее по своим узким туннелям, суетясь и ругаясь.
«Какие глупые», – сказал им Тони во сне и улыбнулся.
Когда стало светать, Тони первым открыл глаза и взглянул на часы. Они показывали половину шестого. Тони сладко потянулся – эх, хорошо бы поспать еще часочка три, вот это был бы отдых, а так…
