Но этнография его сейчас не интересовала. Почти в той же степени, как вопрос — кто и зачем решил его ликвидировать, Ибрагима занимали девушки. Там, в ресторане, он находился в слишком большом нервном напряжении, размышлять на посторонние темы было некогда. А пока ехали — и присмотрелся, и подумал. На самом деле — удивительные существа. Обладай он способностью к беспочвенному фантазированию, непременно бы предположил, что они не люди. Или — не совсем люди. Слишком много доводов можно привести в пользу такой гипотезы.
Однако Катранджи — абсолютный прагматик и материалист. Иначе не стал бы тем, кем сейчас являлся. Он не верил ни в каких богов, ни в какие политические идеи, ни даже в высокие чувства и побуждения, которые якобы должны быть присущи человеку. Всё это вздор. Та или иная комбинация инстинктов, предрассудков, заблуждений — вот и все компоненты так называемой личности. Идеалов не существует, есть только интересы. Другое дело, что эта простейшая истина тщательно скрыта многовековыми наслоениями псевдоистин — религиозных, этических, эстетических.
Да, странного очень много. За свою долгую, полную опасных приключений, политических и финансовых махинаций жизнь Ибрагим повидал всяких людей. И женщин знал всяких, любых рас, наций и профессий. А вот таких не встречал. Мало кто на его месте за столь короткий срок обратил бы внимание на массу незначительных по отдельности фактов, тем более — дал себе труд их сопоставить и обобщить.
Встретившись лишь с одной из них, какой угодно, на выбор, он, пожалуй, тоже пропустил бы мимо глаз и ушей кое-какие несообразности или заметил их гораздо позже. Но когда их четыре сразу — всё как на ладони.
Но, как сказано, Катранджи был материалистом и сразу отмёл все неприемлемые с этой позиции варианты. Как поймать льва в пустыне? Разделить её на квадраты и, исключив все, где льва не окажется, в последнем взять его тёпленьким. Так и здесь. Очевидно, что его друг и гостеприимный хозяин генерал Чекменёв нашёл способ биологического (генетического) отбора подходящих особей и систему воспитания (дрессировки), в результате чего смог наладить массовое производство не то женщин, не то боевых роботов. Четверых он использовал здесь и сейчас, а сколько всего привёз с собой? И сколько их вообще существует?
Причём гениальность открытия Чекменёва в том, что получились ведь не роботы, не киборги, не ассасины «Горного старца» и не тупые, зацикленные на одной-единственной идее шахидки-смертницы, а совершенно нормальные по манерам, стилю, своеобразному юмору русские девушки, уж их он повидал, учась в Петербурге, и потом тоже.
Самый главный довод за то, что они не зомбированы и не загипнотизированы изощрённым способом — отношение к деньгам. По мгновенному проблеску в глазах Кристины при словах о десяти миллионах он сразу понял, что девушка деньги любит и разобьётся в лепёшку, чтобы их получить. И то, что повысила ставку для своих подруг — плюс ей. Перед лицом смертельной опасности так не сыграешь. Просто в голову не придёт. А эта, выходит, заведомо была уверена, что спасти клиента ей удастся, и в долю секунды сообразила, что сейчас тот единственный момент, когда папашка не станет торговаться. Шесть лишних миллионов — «как с куста», по русскому присловью. Пожалуй, в роли финансовой акулы она бы себя нашла.
Когда всё кончится, непременно нужно будет поговорить с Игорем и попросить эту четвёрку себе в телохранительницы и эскорт-леди. С настоящим европейским контрактом, без всяких глупостей и восточных штучек.
Хотя нет — эти уже не согласятся. Он намерен выполнить своё обещание, а Кристина ясно выразилась: «Можно будет бросить эту работу». Тоже как бы между прочим, явно не отрепетированно, ибо кто мог предположить, что так сложится и такое предложение последует? Сказано было мельком и явно от души. Действительно, зачем ей, с десятью-то миллионами? Девушка её класса и с хорошими деньгами найдёт занятие поинтереснее. А жаль.
Катранджи подумал, вдруг и параллельно — а кто из девушек его больше интересует и возбуждает? Кристина с её вызывающим семитским шармом или та, командирша, Анастасия, классическая северная славянка? А чем хуже Герта, прикрывающая тыл и как раз сейчас переходящая на их сторону улицы?
Все хороши. Возможно, и, скорее всего, остальные будут не хуже…
— Вот и пришли, — сказала Кристина, кивком головы указывая на угловой дом, выделяющийся из общего ряда современностью архитектуры.
И тут же прямо перед ними отворилась железная калитка в стене из дикого камня. Из неё вышли два молодых человека, весьма прилично одетых, но намётанным взглядом Ибрагима мгновенно классифицированные, как члены преступного сообщества. Ему отличить законопослушного гражданина от уголовника было так же легко, как двухлетнему ребёнку — собаку от кошки.
— Здравствуйте, — церемонно приподнял за лакированный козырёк белую каскетку первый из них, с тщательно подбритыми рыжеватыми усиками. Второй молча кивнул.
Катранджи, продолжая роль, качнулся и ответил:
— Шалом.
— Вы не от Сёмы, случайно? — улыбнулась Кристина, жеманно выставив вперёд ножку и положив ладонь на бедро, рядом с пистолетом.
— Упаси бог. При чём тут какой-то Сёма? С вами хотел познакомиться Хаим Мотлевич…
— Если ты думаешь, что мне это что-то говорит, так ты ошибаешься…
Герта, чуть замедлив шаг, обогнула перегородившую тротуар парочку по самому краю бордюра, покосилась на них без всякого любопытства и проследовала дальше, к парадному нужного им дома. Там остановилась и, не оборачиваясь, достала из сумочки сигареты, начала прикуривать.
— Ваша? — спросил парень в каскетке.
— А что?
— Скажи ей, что в Одесе, по крайней мере — на Молдаванке, приличные девушки на улице не курят. Она ведь приличная?
— Интересуешься — подойди и спроси, — снова усмехнулась Кристина, но уже по-другому.
— Ой, ну вот только без этого. Мы ведь вежливо, культурно разговариваем. Вы приехали в гости — хорошо. К кому, можно поинтересоваться?
— Тебе оно надо?
— Мне — совсем не надо. Но есть люди, которые просто любят, чтобы всё вокруг было тихо, спокойно и понятно.
— Хаим Мотлевич?
— Сейчас — он.
— Бабушка Геня стукнула?
— А разве вы её об этом не просили?
— Мы просили, чтобы нас не беспокоили, пока у нас не появятся другие желания.
— Разве это беспокойство? Гость в дом — бог в дом. Но хоть назвать себя хозяевам полагается?
— Кто бы спорил. Так ты же видишь — дядя устал с дороги. Он отдохнёт, побреется, переоденется — тогда и познакомимся и поговорим. А вы пока можете подождать. Хоть у себя, хоть на улице…
