Андрей Геннадьевич, — в тон ему возразила женщина, — что секретарь — это правая рука руководителя, и она не может уйти, пока начальник сидит работает. Так что если хотите чтобы я сегодня успела уложить внучку спать, то самое время закругляться.
Сухов не сдержался и улыбнулся против своей воли. У них это был такой своеобразный ритуал, когда секретарь приходила и так ненавязчиво пыталась его выгнать с рабочего места. И подобное происходило достаточно часто, примерно каждые три-четыре дня, но всякий раз такая трогательная забота не переставала умилять генерала, щекоча его старое черствое сердце. Умилять настолько, что его порой одолевало неприятное чувство, будто он выбрал себе в спутницы жизни не ту женщину.
— Галина Максимовна, — генерал шутливо насупил брови и зарокотал на весь кабинет притворно серьезным командным голосом, — считайте это моим распоряжением! Собирайтесь и идите домой, внуки сами себя не уложат!
В ответ на его дурачество женщина звонко и искренне рассмеялась, отчего Сухову стало как-то по-мальчишески хорошо на душе. Он вообще был без ума от своего секретаря, от ее женской мудрости, чуткости, исполнительности, профессионализма… от всего! И старался в беседах тет-а-тет всячески это подчеркивать.
Генерал не понимал, кому вообще приходит в голову брать к себе на такие должности молоденьких смазливых неумех? Ради чего? Нет, конечно, понятно ради чего. Но это дело вряд ли как-то может помочь в работе, да и возраст у генерала далеко уже не тот. Но кто вообще согласится променять все вышеперечисленное, что есть в его Галине Максимовне, на длинные ноги и короткую юбку? Сухов никак не мог этого уразуметь.
— Ой, товарищ генерал, не могу я с вами работать, — ответила секретарша отсмеявшись, — упрямый вы, прямо как мой первый муж, царствие ему небесное. Значит, не пойдете домой?
— Не могу, Галонька, — преувеличенно тяжко вздохнул Сухов, — человека жду с важным донесением. А пока не дождусь, то даже спать не лягу, не то что домой не пойду.
— Ну, как знаете. Я тогда, пожалуй, побегу. До свидания!
— И вам всего хорошего!
Когда за подчиненной закрылась дверь, генерал бросил себе в чашку оба кубика сахара и лимонную дольку. Тщательно размешал, и стал неспешно прихлебывать, продолжая бегать глазами по сухим строчкам скучных документов.
Спустя несколько часов, когда кусочек лимона совсем уже засох в опустевшей чашке, а стопка отписанных документов выросла раза в три, за тяжелыми дверями раздались торопливые гулкие шаги.
Бум-бум-бум!
В дверь звучно затарабанили, будто посетитель стучал собственным лбом.
— Заходи!
В кабинет по команде тут же влетел его верный адъютант — майор Петров.
— Тащ генерал-майор! — С порога зачастил полицейский, даже не переведя дыхание. — Криминалисты подтвердили! Это он! Состояние, конечно, ужасное, но по татуировкам смогли опознать.
Сухов расплылся в широкой искренней улыбке и от избытка чувств даже зашвырнул куда-то свою перьевую ручку.
— Ха-ха! Петров, сокол ты мой ясный! Ну, молодцы! Молодцы вы мои! Можете ведь, когда захотите!
— Рады стараться! — Майор улыбнулся в ответ во все свои тридцать два зуба. Похвала от начальства всегда приятна, а уж получить ее от Сухова, от которого обычно слова доброго не допросишься, так и вообще что-то вроде ордена на грудь. — Какие наши дальнейшие действия, Андрей Геннадьевич?
— Так… так-так… — генерал задумчиво вытянул губы и часто забарабанил по подбородку пальцами. — Значит, смотри сюда, Петров. Объявляем розыск, но аккуратно! Понял?
— Не совсем, тащ генерал… аккуратно, это как?
— Это так, Петров, чтоб каждый зеленый рядовой знал, кого мы ищем, причем знал в лицо! Но чтоб никаких ориентировок нигде не висело, ни на сайтах, ни на стендах, ни, упаси боже, в общественных местах и магазинах!
— Ага, ясно, сделаем. А все ведомства подключать к поискам?
— Только безусловно дружественные. Нам недоразумения не нужны.
— Я понял. Разрешите исполнять?
— Давай, дерзай! Ни пуха!
— К черту, товарищ генерал!
* * *
Совершенно неожиданно для меня, когда до «Бойни» оставалась всего одна ночь, на подоконнике у Дамира появился чайник. Ого, он все-таки сумел что-то нарыть! Я даже и не ожидал, если честно.
Как и было оговорено, к Галиуллину пошел практически непрерывно дежуривший у его подъезда мертвец. При жизни это был лысоватый мужик средних лет, смешанного пролетарско-интеллигентного вида. Такого на улице увидишь, внимание обратишь, но через пару минут начисто забудешь. Хоть он и достаточно причудливо сочетает в своей внешности такие разные черты, но все же имеет абсолютно заурядную наружность. Единственной его внешней особенностью был длинный кривой шрам, пролегающий от правого уха до самой скулы, а оттуда спускающийся к подбородку.
Из воспоминаний марионетки я узнал, что это ему срубили кусок щеки в давней разборке, еще когда он сидел на «малолетке», мясо после этого висело на одном только честном слове и тоненькой ниточке кожи. Но шить тогда по какой-то причине не стали, а просто обмотали челюсть бинтами, как при воспалившемся флюсе, и все как-то само собой приросло обратно.
Мой связной, чтобы не подставлять Дамира, если за его квартирой тоже установлено наблюдение, начал звонить во все двери, начиная с первого этажа. Если ему открывали, то он выдавал заготовленный экспромт про сбор подписей жильцов за установку на стене их дома памятной доски в память о жертвах политических репрессий пятидесятых годов прошлого века.
Чаще всего у него перед носом хлопали дверьми еще до того как мертвец договаривал слова «сбор подписей», но на втором этаже нашлась все же одна бабушка, которая очень увлеченно поддержала эту идею. То ли пожилой женщине было слишком скучно этим осенним вечером, то ли для нее это и правда была животрепещущая тема, но она промариновала марионетку минут двадцать, искренне радуясь такой нужной инициативе, восхваляя ту часть молодежи, которая «не вся ящо спилася и снаркоманилася», постоянно при этом отвлекаясь на рассказ своих историй.
Зомби это все стойко вытерпел и вежливо попрощался, выслушав напоследок еще десяток всевозможных благословений и пожеланий удачи в его начинании.
Наконец, очередь дошла до квартиры Дамира. Благо что жил он всего лишь на третьем этаже, так что это не отняло совсем уж много времени.
Звонок. За дверью сперва