и каждой бы понадобился свой гараж, без соседей и с удобствами, очагом и шкурой мамонта. И, — Боб поднял вверх палец, — не хуже, чем у соседа.
Я заржал, представив дележку гаражей, и плюхнул себе водки на два пальца.
— Потом бы бабы бегали б как куры, перед зэками, и отвлекали бы нас. И чем бы дело закончилось, совсем не очевидно. Через Козлово бы мы не поехали, а если бы поехали, то их визг было бы слышно за километры.
— Да ладно. Людка бы тебя ещё и стрелять бы учила.
— Ага, — хохотнул Боб. — Ты куда стреляешь, ну кто так стреляет, ты что, ещё никого не убил?! — очень похожими интонациями передразнил Боб.
Я тоже заржал.
— А на Козлово всю рыбу бы распугали, — согласился я. — Ну если бы вообще туда поехали, в натуре.
Подумал, посмеялся, представив эту картину, и добавил:
— Ладно, так и быть, без баб обойдёмся, — и понял, что ляпнул двусмысленную хрень после громового хохота Боба.
— Да пошел ты, — мое настроение было прекрасным, релакс совершенным, и я тоже захихикал.
Боб пожевал мяса и сказал:
— А вообще хорошо, что их с нами нет. Я там, у Козлово, когда ты в речку на машине нырял, реально чуть не обосрался. Нам вообще повезло, что с нашими все хорошо. А то как представлю всю эту эпопею, да ещё и со всей семьёй, что аж ну его нафиг.
— Ничё, там воды было много, подмыли бы тебя. А то что семейства наши в безопасности, так это не повод расслабляться. Бардак сам видишь, какой, так что все равно надо шевелить булками.
— Ну да. Дерни рюмаху за Саву, это он нас спас.
— Поддерживаю.
Я налил чуток в стакан и выпил. За полковника Савченко. За Саву. За нашего Костяна.
Помолчав, Боб внезапно спросил:
— Кстати о зеках. — голос Боба стал задумчивым. — Вот скажи мне, Макс, ты то как спишь?
— Устаю как лошадь, вот и сплю, — не понял я вопроса.
— Я не об этом.
Он искоса и как-то пристально смотрел на меня, и его глаза чуть поблескивали в рассеянном свете керосиновой лампы.
— Знаешь, Макс, меня до сих пор колбасит, как вспомню, сколько мы народу угробили. Тех, у тебя во дворе… Зеков. А про наёмников с медиком я вообще молчу. Я то психовал, со мной все понятно… Ты ж его чуть на ремни не порезал. Было бы больше времени, ты б его выпотрошил, буквально…
Я промолчал, взял ложку и начал помешивать чай, который поставил в процессе разговора. Понял, куда он клонит, но продолжал молчать.
Пауза затягивалась. Я почувствовал, как трезвею. Релакс отступал.
— Макс, а ты ведёшь себя так, будто ничего не случилось.
Голос друга был ровный, хотя он и делал паузы из-за тяжелого дыхания. А еще он не обвинял и ничего не требовал. Он словно говорил сам с собой, иногда переводя дух и откашливаясь.
Я встал, потянувшись и разминая спину и чуток покачнулся.
— И что? — голос мой прозвучал резко и грубо, но ничего исправлять я не собирался. — К чему вопросы?
— Макс, чего я о тебе не знаю? — Боб тоже сел на топчане, упёршись локтями в колени, и поглядел мне прямо в глаза. При свете фонаря я внезапно осознал, как серьезно похудел и изменился друг. А ещё я понял, что он не пытается выведать у меня что-то. Или осудить. Скорее, он сам бежит от того, что не даёт ему самому покоя. Вроде того щенка и котенка из старого советского мультфильма. Ну, когда один другому во время грозы говорит: «а давай бояться вместе? Вместе не так страшно.» Хех, котенок по имени Боб.
Я вздохнул, точнее, выдохнул. Боб, словно понимая, что во мне происходит внутренняя борьба, молча блестел исподлобья темными глазами. Может, и правда стоит рассказать? То, что никому никогда не говорил? Ни трезвым, ни пьяным? Ни Бобу, ни даже Саве, с которым учился в одном классе и с которым в те времена дружил больше, чем с Бобом? Боб тогда был ещё мелким, три года в этом возрасте всё таки разница приличная.
— Пойду отолью, — решившись, я взялся за ручку двери. — И голову проветрю.
При этих словах Боб поднял брови, закашлялся и закивал.
И я вышел из бытовки, привычно включив фонарик на смартфоне.
В галерее было темно, но подсвечивая фонарем я добрался до тамбура, где стоял УАЗик, отодвинул засов двери и выглянул на улицу. Прозрачное небо ярко сияло миллиардами звёзд. Луна убывала, но все ещё была крупная, и серебряно-желтым фонарем ярко, как днём освещала лес, занесенную дорогу и придавала сказочный оттенок заснеженному пейзажу. Того гляди, на ее фоне пролетит силуэт старухи на метле. Тень какого-то животного, похоже, козы, перемахнула дорогу метрах в ста от здания. Сколько же их тут? Или это не коза была, а чудище лесное? Да пофиг, даже лесных чудовищ можно вкусно приготовить, было бы желание и патроны.
Я вышел на улицу, и ощутил, как сильно похолодало. А ведь на календаре ещё осень. А мороз не просто зимний, а декабрьский. Тоже, что ли, очередная «климатическая нестабильность» пришла? А и ладно, не привыкать.
Сперва сделал свои дела за углом свинарника. Затем зачерпнул пригоршню колючего жесткого снега, тщательно но быстро протер руки, встряхнулся, потом тем же манером протер лицо. Отплевался от кусочков ледяного крошева, прилипшего на усы и бороду. Однако, бриться надо, совсем зарос. Ну или хотя бы усы подровнять, чтоб в рот не лезли. Реально уже мешают.
Потом я тщательно закрыл дверь на засов, похлопал по железному боку машины и вернулся в бытовку.
***
— Раз уж ты у нас сегодня дневалишь, — сказал я, наливая себе водки в стакан на пару пальцев, — то ты сидишь в кресле. А я буду спать на топчанчике.
— Не вопрос. Ты хавай давай, а то совсем окосеешь.
— Так я и хочу окосеть, — резковато ответил я, крутя стакан в пальцах и задумчиво глядя на потрескивающую дровами буржуйку. Пока меня не было, Боб ещё подкинул дровишек и даже сложил небольшую поленницу у буржуйку, чтобы дрова подсохли немного.
Помолчав немного, я спросил:
— Помнишь Машу Тихонову, из 7В, в параллельном с тобой училась?
— Машку-Армяшку, что ли? Ну.
— Баранки гну, — я немного разозлился, но быстро задавил это в себе. — Тогда она ещё не была Армяшкой. Просто девчонкой. Как-то так получилось, что стали мы дружить.
— Да ладно! — не поверил Боб. — Ты гулял с Армяшкой?!
— Боб, я тебя сейчас нахрен пошлю! — вызверился я,
