class="p1">— Значит, я иду с тобой, — подводит итог Богдан, взволнованно глядя на моё слегка позеленевшее лицо.
— Не вариант, — повторяю. — Не факт, что усиление сработает в нужный момент. Тогда попадемся оба. А так хоть ты сможешь…
— Что смогу? — он злится, сжимая здоровенные кулаки. — До сегодняшнего дня я был уверен, что это со мной что-то не так. И как я без тебя докажу вообще хоть что-то?
— Найдёшь других, Богдан. Мы с тобой такие точно не единственные. Твой род пользуется особым уважением. И кому, как не тебе, поверят? Если я не справлюсь, то единственный шанс остановить этого урода — это ты. Поэтому вместе нам идти нельзя.
— Я расскажу семье и мы сможем получить их поддержку.
— А вот это неплохая идея. Ты убедишь главу рода, а я в это время обращусь к богам. Ударим с двух сторон.
— Да чтоб тебя! — кружка опять подпрыгивает, плюясь безнадежно остывшим кофе. — Без силы ты не попадешь в храм. Я должен быть рядом! Я не побегу к родне, надеясь на их поддержку, пока ты пойдёшь на верную смерть.
— Да не драматизируй ты так, — меня, конечно, радует его рвение, но слишком уж он горячится. — Я не собираюсь идти туда беззащитным. Надо ещё подумать…
Дрель дверного звонка заставляет нас синхронно вздрогнуть. Вслед за пронзительным звуком раздаётся грохот кулаков и дребезжание сотрясающихся от ударов ключей в замке.
Вот хтонь, нас вычислили через Покровского! И я даже не подумал, что за ним тоже могли следить…
Дверь сотрясается от мощного удара ногой. Мы выбегаем в коридор, Богдан приваливается к стене, его вдруг настигает одышка.
— Это я… я их позвал… — прерывисто бормочет он.
Встряхиваю его за грудки, возвращая в реальность.
— Кого? — каркаю я, давясь кашлем. — Кого ты позвал?
Так, третий этаж. Мы можем уйти через окно. Старые дома очень удобны для ползания, куча выступов и труб. Даже если и там пасут, просто так уже не возьмут — с усилением смогу дать отпор. Главное, чтобы Покровского не заклинило.
Надо быстро привести его в чувства, хлипкое препятствие надолго врагов не удержит. Я ещё раз встряхиваю полтора центнера.
— А? — очухивается здоровяк и смущённо отводит глаза. — Извини, я совсем забыл. Позвал ребят к себе, а тут ты… Из головы вылетело.
— Ну открывааай! — слышится из-за двери недовольный голос Илены.
Да вашу ж мать! Я тоже опираюсь на стену и медленно сползаю вниз от избытка адреналина. Сердце колотится так громко, что заглушает крики снаружи. Даже не успеваю остановить Богдана, открывающего дверь, хоть договориться о версии, почему я здесь. Хтонь!
Класс коррекции в полном составе, кроме Эратской, врывается, толкаясь, внутрь. Первым меня замечает Олег, резко останавливается. На него натыкаются остальные и начинается куча мала. Володю, уже наклонившегося развязать шнурки, роняют.
Эта композиция недоуменно застывает и на меня таращатся четыре пары глаз. Покровский разводит руками:
— Вот, — ёмко сообщает он.
— Игорь! — выглядывает из-за брата рыжая. — Ты куда пропал-то? В храме Маат тебя сегодня не было, не отвечаешь. Значит, он у тебя все это время был? — она поворачивается к Богдану.
— Не совсем так… — теряется он и смотрит на меня. — Думаю, ты должен им рассказать.
Я киваю. Просто попросить их молчать, что видели меня, без объяснений, не сработает. Поверил Богдан, смогут и они. Тем более, с его словом. Не поверят… Будет плохо. Покровский, может и на моей стороне, но против друзей не пойдёт.
Мы всей компанией возвращаемся на кухню, где резко становится очень тесно. Я незаметно открываю замок на окне и встаю к нему поближе. Раскидать пятерых одарённых без силы я не смогу. Но теснота даст небольшое преимущество, чтобы выбраться через окно.
Илена недовольно разглядывает бардак и остатки кусков картона на стенах. Покровский пожимает плечами, мол, ничего необычного не наблюдаю. Все взгляды обращаются ко мне.
Второй раз за день повторяю историю. На этот раз не упоминаю о беспамятстве, делая упор на частичную потерю контроля. И ещё несколько ненужных подробностей убираю, заканчивая общим планом попасть в родовой храм. О призыве бога тоже молчу, уж слишком бурно на такое отреагировал хозяин квартиры.
Все, кроме Богдана, слушают с распахнутыми ртами. Чего только не мелькает на их лицах. Недоверие, изумление, гнев, непонимание, сомнение, скептицизм. Я и не думал, что мне сразу же поверят.
Когда я заканчиваю, начинается сущий кошмар. Все орут. Одновременно. Громогласно и витиевато ругаются, и кроют сначала меня с Богданом, а потом и друг друга.
Про что там только не звучит. И богохульство, и прямое оскорбление власти, и оскорбление богов, и сумасшествие. Только что в прорывах хаоса меня не обвиняют.
В разгар словесной баталии подключается и сила. Один за другим, как новогодняя гирлянда, аристократы начинают светиться.
В меня прилетает горячая волна и вжимает в стену. Олег, гневно сверкая глазами, подходит вплотную.
— Ты сошёл с ума! — уверенно заявляет он.
Вижу, что Богдан собирается меня отбивать и мотаю ему головой. Пару ударов я выдержу. Не так и просто смириться с такими новостями, я понимаю.
— Хотел бы я, чтобы всё было так просто, — спокойно отвечаю ему.
Получается у меня плохо. Мой хриплый голос звучит скорее угрожающе, чем успокаивающе.
И тут Покровский пользуется наступившей тишиной и торжественно объявляет:
— Всё, что он сказал — правда. Панаевский и на меня нападал.
И начинается второй акт истеричных воплей. На Богдана обрушиваются те же обвинения, а к моим добавляется жестокий обман наивного княжича. Но хоть Саницкий отпускает меня, переключаясь на нового безумца.
Пока они решают, кого вызывать: санитаров, стражу или самих богов, я замечаю, что Истровский замирает, стремительно бледнея. Глаза Володи закатываются и парня начинает бить дрожь. Он медленно оседает на пол.
Я бросаюсь к бедняге, но меня перехватывает взбешенный Каритский. Его руки искрятся красным, готовые к атаке. Он хватает меня за плечи, меня обжигает силой и я бью его снизу в челюсть. Его зубы клацают, голова дергается вверх с хрустом шеи.
Хтонь, хотел ведь несильно, не рассчитал. Саша отшатывается, но тут же сжимает кулаки.
— Он говорит правду! — орёт с пола прорицатель так громко, что звенят стекла, и добавляет уже тише: — Они оба. Я вижу… Да дохрена чего я вижу, но если мы сейчас им не поверим — будет плохо. Кто-то умрёт. Может, вообще все мы.
Это мгновенно успокаивает всех сразу. Свечение силы пропадает, Каритский разжимает кулаки, Олег хмурится, но отступает, Илена пристыженно прячет глаза.
Ну нельзя было
