– Граф дал мне на этот счет надлежащие инструкции, – ответил ротмистр, – только вы, Виктор Иванович, поймите и нас правильно – мы можем гарантировать вам почтительное отношение служащих Третьего отделения и жандармов. Но не можем ничего обещать насчет чинов городской полиции и их руководства из министерства внутренних дел. Тем более что у Александра Христофоровича уже были некоторые серьезные размолвки с графом Строгановым – министром внутренних дел, и Сергеем Александровичем Кокошкиным – столичным обер-полицмейстером.
Сергеев усмехнулся про себя. Столько лет прошло, а соперничество среди силовиков как было, так и осталось. «Всемогущие», как их считали в народе, жандармы все время ожидали подвоха со стороны господ-полицейских. И часто их ожидания оправдывались. Происходило же сие не от дурного воспитания и желания подгадить конкуренту. Расчет был что ни на есть шкурный – каждое раскрытое «злоумышление на порядок управления» давало повод полицейским получить новые чины и награды, а также выбить дополнительные ассигнования на «известные цели» – так в документах того времени изящно именовались деньги, выделенные на поощрение тех, кого скромно называли агентами, а попросту – доносчиков.
– Скажите, Дмитрий Григорьевич, – неожиданно спросил Виктор ротмистра, – а приходилось ли вам лично встречаться с теми, кто возмущает лиц разного сословия против монарха и правительства? Если да, то кто они были?
Ротмистр на минуту задумался, а потом ответил:
– Видите ли, Виктор Иванович, мне довелось видеть явных противников порядка управления государством. Но не они представляют опасность для общества. Их слишком мало, чтобы возмутить народ, и большей частью они не совсем здравы умственно.
Куда опасней другие. Это молодежь – дворянчики от семнадцати до двадцати пяти лет, которые и составляют наиболее гангренозную часть общества. Среди этих сумасбродов мы видим зародыши якобинства, революционный и реформаторский дух, выливающийся в разные фразы. Тенденции, незаметно внедряемые в них старшинами, иногда даже их собственными отцами, превращают этих молодых людей в настоящих карбонариев.
Все это несчастье происходит от дурного воспитания. Экзальтированная молодежь, не имеющая никакого представления ни о положении России, ни об общем ее состоянии, мечтает о возможности русской конституции, уничтожении рангов, достигнуть коих у них не хватает терпения, и о свободе, которой они совершенно не понимают, но которую полагают в отсутствии подчинения. В этом развращенном слое общества мы снова находим идеи Рылеева, и только страх быть обнаруженными удерживает их от образования тайных обществ.
«А этот ротмистр умен, весьма умен, – подумал Сергеев, – только он не знает того, что страх, о котором он говорил, скоро пройдет. И эти, как он сказал, “дворянчики” начнут из Лондона звать народ к топору, а те из них, кто останется в России, станут организовывать тайные общества. И одним из организаторов убийства сына императора Николая Первого будет родная дочь губернатора Санкт-Петербурга».
– Дмитрий Григорьевич, – сказал Виктор, – мы с вами еще поговорим на эту тему. А пока я хотел бы услышать, что Александр Христофорович сказал вам относительно меня и моих друзей.
– Их сиятельство, – отчеканил ротмистр, – велел мне сопровождать вас повсюду, наблюдать за тем, чтобы никто не чинил вам ни в чем препятствий и не пытался ограничить вашу свободу. О чем графом был выдан мне соответствующий документ. Вы желаете с ним ознакомиться?
– Не надо, Дмитрий Григорьевич, – сказал Виктор. – Я вам верю. Александр Христофорович сдержал свое слово. Сегодня я хотел бы прогуляться по городу. Поскольку вы должны меня при этом сопровождать, то я попрошу вас подождать меня здесь, в гостиной. Я переоденусь и минут через пять-десять буду готов к прогулке.
Вскоре Сергеев и ротмистр уже шагали по Невскому. Виктор решил выполнить поручение Шумилина и прогуляться до Таврического сада, чтобы посмотреть, что сейчас находится на том месте, где в XXI веке была его квартира. Ну, и просто пройтись по свежему воздуху.
На углу Невского и Литейного Соколов неожиданно дернул Сергеева за рукав.
– Виктор Иванович, – шепнул он на ухо отставному майору, – видите человека, который идет за нами? Ну, того, что в сером цилиндре, во фраке и с тросточкой. Вон, он сейчас отвернулся и делает вид, что смотрит на проезжающую карету. Так вот, это человек из полиции. Я видел его как-то раз на Большой Морской улице в доме обер-полицмейстера. Он был тогда в мундире чиновника полицейского ведомства. У меня, Виктор Иванович, хорошая память на лица.
– Сие означает, Дмитрий Григорьевич, что нам на хвост сели агенты господина Кокошкина?
– Сели на хвост? – улыбнулся ротмистр. – Странное выражение, но, пожалуй, точное. Да, вполне вероятно, что господа полицейские заинтересовались вами и получили от кого-то из высокого начальства задание проследить за тем, куда вы направились и с кем будете встречаться.
– Виктор Иванович, – сказал немного погодя Соколов, – я не знаю всех подробностей вашего пребывания в Санкт-Петербурге, но по поводу вас к нам в Третье отделение пришло уже несколько доносов. Вообще-то их нам присылают каждую неделю столько, что мы и прочитать все не успеваем. В основном там пишут такие глупые вещи, что ходу им у нас не дают. Вы знаете, Виктор Иванович, во дворе нашего дома на Фонтанке каждую субботу служащие устраивают «всесожжение» – разводят костер и охапками бросают туда подобные доносы.
Так вот, про вас и ваших спутников, Виктор Иванович, в доносах, написанных дворником дома, в котором живет князь Одоевский, и приказчиком магазина, в который вы как-то раз заходили, чтобы купить слесарные инструменты, написано, что вы люди странного поведения, говорите странные слова, и у вас есть какие-то странные вещи, ранее нигде и никогда не виданные.
То, что вы не совсем обычные люди, Виктор Иванович, я и сам вижу. Но насчет того, что вы опасны для Российской империи – в этом у меня есть большие сомнения. Не стал бы граф Бенкендорф, верный слуга самодержца нашего, отдавать приказ оберегать вас. А доносы к обер-полицмейстеру, видимо, дошли до того, кому были адресованы. И тот решил поближе с вами познакомиться.
Сергеев задумался. Похоже, что события начинают выходить из-под контроля. И граф Бенкендорф здесь может не помочь. Придется, по всей видимости, подтягивать тяжелую артиллерию.
– Скажите, Дмитрий Григорьевич, – спросил Виктор, – а если бумагу, подобную той, которую выдал вам Александр Христофорович, вам выдаст сам государь-император? Тогда у обер-полицмейстера и графа Строганова пропадет к нам интерес?
