Что-то неприятно царапнуло Федора. Но что – он не мог понять.
– Леха, – осторожно спросил он, – а ты ничего не слышал про мутанта, который живет в Яузе?
– Меньше голову себе забивай всякой фигней, – буркнул Леха. – Тут и своих мутантов хватает, поближе.
Федор вышел из столовой. К Вере возвращаться не хотелось. Он бесцельно брел по станции и вдруг увидел старуху-знахарку, которая пыталась снять с него проклятие. Та, заметив его, шарахнулась было испуганно, тряся своими неопрятными косицами, но Федор, пытаясь изобразить дружелюбную улыбку, поманил ее к себе.
– Не бойся, не трону. Только скажи мне кое-что.
Старуха настороженно подошла.
– Ты тут давно, с самого начала небось?
Та кивнула. «Не такая уж она и старая, – подумал Федор, – просто здешняя жизнь никого не красит».
– Знаешь, наверное, про ребенка, которого Верка родила?
Старуха упрямо поджала губы. Федор побренчал патронами в кармане. Старуха огляделась и подошла ближе.
– Что, правда, он весь больной был?
Старуха нагнулась к его уху и, озираясь, забормотала:
– Одно дело – что больной, а болтали еще, что с изьяном был ребеночек.
– С каким изъяном? – Федор сунул старухе несколько патронов. Та молчала, и он добавил еще.
– Шестипалой девчонка Веркина родилась, – неохотно сообщила старуха, пряча мзду. – На одной ручке, сказывают, шесть пальцев было.
– Ты сама видела?
– Нет, говорю же – от людей слыхала. Это теперь шестипалые не редкость, а тогда испугались все. Болтали, что охранник-то наш главный вынес тайно кулек со станции, а куда унес – про то не знает никто. Говорит, померла она вскоре. Схоронил где-то, наверное, душегубец. А мертвой или живой схоронил – про то мне неведомо.
– Охранник? Леха Фейсконтроль, что ли?
Старуха, прижав палец к губам, мелко-мелко закивала.
– А он тут при чем? Его, что ли, ребеночек был?
Старуха многозначительно молчала, всем своим видом показывая, что ей-то все известно, но она больше ни словечка не проронит. Федор нагнулся к ее уху:
– А про какого зверя ты толковала Верке? Который мой след учуял?
Старуха молча затряслась. Федор понял, что на эту тему ничего вытянуть из нее не получится, сунул ей еще патронов и пошел прочь. На душе было муторно. Он сам не знал, зачем взялся ее расспрашивать.
«Шесть пальцев на руке, – похолодев, сообразил он вдруг. – Да ведь и у Кошки тоже было шесть пальцев». Ему стало страшно. Зачем он только взялся ворошить те старые тайны? Лучше не лезть в это дело. Но почему-то не давал ему покоя этот мертворожденный Веркин ребенок. Мертворожденный ли? И еще эти странные слова: «Зверь взял его след». Конечно, скорее всего, это старухины бредни, но чем-то зловещим и безысходным отозвались в нем эти слова. И еще смутил его страх, неподдельный страх в глазах старой ведьмы, когда она изрекала свои пророчества.
Когда он вернулся в палатку, которую привык считать домом, Верка сидела хмурая.
– Ты о чем со старухой говорил? – спросила она.
«Уже донесли», – понял он. И это его разозлило. Что ж, она теперь так и будет за ним шпионить? И ему нельзя ни с кем словом перекинуться так, чтоб это не стало ей тут же известно?
– Какая тебе разница? Захотел – и поговорил, – буркнул он. – Про какую-то ерунду, я уж и не помню.
Верка замахнулась на него – это было что-то новое. Он легко перехватил ее руку, она дернулась, пытаясь вырваться, халат распахнулся. Федор заметил мелкие морщинки у нее на шее – он и раньше их замечал, но сейчас это особенно неприятно подействовало на него. «Старая она уже, – подумал он. – Теперь вот и драться уже пытается. Думает, я к ее юбке надежно привязан. Уходить пора».
Да и не в возрасте Веркином было дело. Просто чувствовались в ней уже страх, нерешительность, пропал прежний кураж. Федор особенно ясно видел это, когда мысленно сравнивал ее с Нелей. Вот та была легка на подъем, и храбрости ей не занимать было, не мешало бы даже поубавить.
Верка перехватила его взгляд, тяжело дыша, запахнула халат поплотнее.
– Врешь, помнишь! Интересно, какие такие у тебя со старухой дела секретные?
С недавних пор она стала особенно подозрительной, все время за ним шпионила, и это начинало ужасно раздражать.
– Тебя не касается, – озлился Федор.
– Чего ты меня мучаешь? Откуда ты такой на мою голову взялся? – заголосила Верка.
– Началось в колхозе утро, – пробормотал Федор любимую присказку Лехи. – Какое тебе дело, с кем я разговаривал? С тобой мне, что ли, говорить? А о чем? О ценах на хабар? Меня это все уже во как достало, – и он чиркнул рукой поперек горла.
– Да как же ты не понимаешь – я же для тебя стараюсь, чтоб ты ни в чем не нуждался.
– Ты не обо мне, ты о себе хлопочешь, Вера. Мне ничего этого не надо.
– А чего ж тебе надо?
– Не знаю, – сказал он.
После очередной ссоры Федор поселился в палатке у знакомого торговца. Вера несколько раз приходила, плакала – он с ней даже не разговаривал. Ему было плохо. Теперь то, что происходило с ним наяву, большого значения не имело, важны были лишь сны и воспоминания.
Однажды ему снова приснилась железная дорога. Потом привиделся Каданцев, погрозил пальцем. «Так это ты – проводник?» – спросил Федор. «Пора, – сказал Каданцев, – все готовы, ждем только тебя». И Федора ослепили фары приближавшегося поезда. Возле него поезд начал останавливаться, и кто-то в зеленой форме снова протянул ему руку с подножки. Федор испытал невыразимый ужас.
– Нет, господин, я не готов еще, – крикнул он. – Я еще не хочу умирать.
– Ну приходи, когда будешь готов, – был ответ. – Когда всего лишишься, все, что дорого, потеряешь, избавишься от всего лишнего.
Голос показался знакомым. Федор поднял глаза. У проводника было лицо Данилы.
Потом появилась вдруг цыганка. Стала канючить, звать куда-то. Федор встретился с ней взглядом. Глаза у цыганки были черные, знакомые. Федор увидел, что из-под ее юбок выглядывают остроносые мужские сапоги.
Проснувшись, он понял, что его безумно тянет обратно, на волю, к Неле. И одновременно голос разума твердил ему, что надо оставаться на месте и не делать лишних движений.
Все это было так тяжело, что он напился снова. Ему немного полегчало, червячок внутри на время перестал точить, задремал. Федор вспомнил, как в первый раз увидел Нелю, как потом они слушали песни, она сидела рядом, и ее волосы щекотали ему щеку. Как потом целовал ее в сыром подвале, пока не спугнули их обвалившиеся так некстати кирпичи. Какой же он был идиот – надо было остаться на Электрозаводской с ней. Федор поймал себя на том, что мурлычет под нос ту самую песню – про девушку с татуировкой. В какой-то момент в палатке обнаружился Леха Фейсконтроль. Федору было не до него – он непослушным голосом выводил:
