— Ты убил ее! Зачем ты ее убил?! Что она тебе сделала?!
Сергей смотрел на Дениса, и слезы наворачивались на его глаза.
Денис, совсем недавно потерявший маму, внешне мужественно перенесший страшную беду, встретил человека, которому такая же потеря переломила хребет, сломала душу. Не человек — полчеловека. И Денис тоже — половинка. И кто знает, дай ей любовь, может, она исцелилась бы. Позволь он ей стать его мамой… Она ведь так страстно этого хотела! Они бы помогли друг другу — сын без матери и мать без сына.
А ведь это она, понял Сергей. Вот этот странный низкорослый силуэт, который виделся ему неподалеку от Тихоновского особняка. Она шла за ними…
— Папа! — Денис плакал. — Это она меня спасла! Тогда, от людоедов… Она за нами шла! Меня защищала… Ревновала…
Удивительно?
Нет. Сергей смотрел на сникшую, умирающую женщину, вспоминал ее ярость, ее ловкость, ее взгляд… Она могла.
Страшный, вывихнутый мир, с содроганием подумал Сергей. Здесь женщины, потеряв семью, сходят с ума, превращаются в убийц; идут на все, лишь бы вернуть ощущение присутствия близких, даже не понимая, насколько оно призрачно…
Убила неандертальца. Почему-то… Стрелой.
Стрелой.
— Это она… Со стрелами, Макс! Это она! И Литягина — она! И Возницына!
Сергей вытаращенными глазами глядел на Макса.
Кровь толчками выплескивалась из раны в ноге. По касательной не получилось. Рыдающий Денис положил голову Дины себе на колени. Черт его знает, вдруг артерию задел? Истечет кровью на руках у мальчишки… Женщина дышала часто-часто, лежала не шевелясь и безотрывно глядела снизу вверх на Дениса — словно боялась не наглядеться.
— Не волнуйся, Русик… — бормотала она. — Мама поправится…
— Прости меня… — сказал Денис, захлебываясь плачем. — Прости… Только не умирай!
И тут у Сергея захолонуло на сердце.
— Это Дениска не с Диной… Это он с Полиной разговаривает! Все то, что не успел, не смог сказать, отдать умирающей Полине, он отдает сейчас этой женщине.
— Может быть… Может, он пытался тогда спасти Полину, как исцелял других больных? Макса, чужого человека, спас, а маму не смог, не сумел, сил не хватило? И старается теперь хоть как-то… Загладить…
Господи…
— Ты хорошая… Ты смелая… Я знал, что ты с нами идешь… — рыдал Денис.
Макс шагнул широко и оказался над истекающей кровью женщиной.
— Где доктор?! — крикнул он. — Куда ты дела доктора?! Отвечай! Убила?!
— Не убила… — пробормотала Дина, часто дыша. — Пожалела… Заманила… Надо было убить… Чтобы не вылечил своими лекарствами этого, — она тяжело взглянула на Сергея. — Русик — мой… Только мой, понятно вам?
— Где он?! — страшно заорал Макс, наклонившись над ней.
Дина слабо мотнула головой на коленях Дениса в сторону туннеля. Макс вскочил и, светя себе фонарем, побежал по рельсам.
Сергей тяжело сполз по стене на щебенку. Перед глазами было темно.
— Есть! — послышался крик Макса. — Тут помещение! Эдик, ты живой?
— Он не твой сын, — сказал Сергей в пространство. — Твой сын погиб. У тебя не осталось родных. Он не Руслан, а Денис. А его мать зовут Полина. И она… была… моей женой…
Он стал заваливаться набок.
Последняя песчинка упала в нижнюю колбу.
Время вышло.
* * *
Откуда-то из небытия, мрака, который был чернее и беспрогляднее ночи на станции, делаясь постепенно громче, словно кто-то медленно поворачивал звуковое колесико радиоприемника, послышались голоса. Оставалось только понять, голоса ли это ангелов — значит, он, Сергей, уже на небесах, — или пока говорят люди, следовательно, он никак не может покинуть этот суетный мир, рвется наверх, как накачанный водородом шарик, а ниточка не пускает.
Порвется ниточка — и…
Было холодно. И посреди стужи теплился крохотный огонек, постепенно уменьшаясь.
— Макс, всего несколько минут… Попрощаться…
— Его организм и так сдюжил больше, чем ему отводилось…
— Подожди, Эдик, но ведь…
— Сколько можно объяснять: препараты давно пришли в негодность! Пойми, прошло двадцать лет! А восстановить технологию так и не смог, даже в предоставленной мне на «Марксистской» лаборатории.
— Так что ж не отправил раньше?! Они с Полиной так ждали, надеялись на тебя…
— Давай без соплей, Викинг. Сначала не мог, не с кем было. Потом выяснилось, что препараты имеют несколько потрясающих побочных эффектов целительного свойства. Я начал их продавать и быстро, как это говорится… поднялся в метро… Здесь ведь все имеет свою цену, тебе ли не знать. Последняя коробка, которую я держал для них и все не решался отправить… просто испортилась.
— Тебя сожрала жадность, Эд. Ты хотел продать все. Мешала маленькая капля совести. А люди — что ж… Плевать на людей. Да, они работали на тебя, но найдутся другие. А этих ты списал со счетов.
— Не строй из себя святошу. Ты же головорез, Викинг. Неужели наемник будет читать мне морали?
Разговор с трудом доходил до сознания Сергея. Он понял только, что Возницын жив, Макс спас его в туннеле, препарата больше нет и он, Сергей, умирает. Ему осталось несколько минут. Потом ниточка порвется.
Он с усилием открыл глаза — веки словно налились свинцом, — но ничего не увидел, одни размытые цветные пятна.
— Денис, — сказал Макс, — подойди к папе…
— Дядя Макс, ему худо? — послышался голос Дениса. — Что вы молчите?
Сергей вдруг увидел ангела. Нечетко, но он твердо знал, что это именно ангел. Что ж, не зря жил, сделал все же кое-что. Сын спасен, он в метро, у людей, которые его не бросят… Вырастят… Жаль, что так вышло. Сергей сделал все, что мог, — Полина на него не в обиде.
Огонек, теплившийся внутри, сжался до размеров крохотной точки.
Столько всего хотелось сказать сыну… но говорить он уже не мог.
— Папа? — осторожно сказал Денис, и голос его тут же зазвенел. — Папочка! Не умирай, пожалуйста! Только не умирай!..
— Мне… Я хочу в Ленинку… К Поле… — прошептал Сергей.
Голоса начали отдаляться, а окружающий мир — меркнуть.
Мрак окутывал его.
— Все кончено, малыш, — сказал Эдуард Георгиевич Возницын, кладя руку на плечо Денису и заглядывая ему в глаза. — Папы больше нет. Но ты жив, ты с нами и твои способности, о которых я наслышан…
— Выйдите, пожалуйста… — сказал Денис дрогнувшим голосом, выскальзывая из-под руки мужчины. — Дядя Макс и вы, Эд… Выйдите.
Макс посмотрел на Дениса… и все понял.
— Пойдем, Эдик, ну-ка, быстренько… — Он засуетился, стал подталкивать Возницына к выходу. Тот упирался, не хотел — не понимал, почему он должен уходить, что происходит. Возницын очень ослаб, проведя больше суток в замкнутом пространстве.
