Алхимики правильно поступили, что тебя припрягли. Ты да змей этот с ружжом. Ну, может, головорезы, которых ты с собой привел, – единственные, кто, му… ну, ты понял, как их зовут, приструнить сможет. Ты их страх видишь, а остальные брезгуют или боятся. Думают, что и так все успокоится и будет как раньше. Только ничего уже как раньше быть не может, потому как эти бородачи как волки в овчарне: заберут что понравится и придут снова и снова. Их надо напугать. Ты справишься, я уверен.
После такого длинного монолога Тихон полез в карман, извлек на свет кусок вареной колбасы в крошках табака и всяком мелочном мусоре, каковой скапливается в карманах у любого из нас. Отряхнув его, принялся со вкусом жевать, запивая из походной солдатской фляги чистейшим спиртом. При этом на лице существа не отражалось ни тени эмоций, Тихон просто смотрел вдаль на сизые, низкие облака и медленно жевал.
– Спасибо, брат. Просветил, так сказать. Рад, что все немного проще, чем я ожидал. Но…
– Ты все правильно сделал, брат Изменяющих. Ожидать нужно всегда самого худшего. Иначе не избежишь горького разочарования и неприятных последствий.
– Конфуций? Не ожидал.
– Не. Это я сам догадался, жизнь заставила. А что, еще где-то умный человек завелся? Немец или француз?
– Китаец, древний философ. Умер две тысячи лет назад.
– Жалко, хороший мужик, наверное, был.
– Ну… Лично знать не доводилось, может, и хороший, а может, и не очень. Ладно, давай к выходу готовиться, уже смеркается.
Пискнул ПДА, снайперская группа доложила о готовности. Пора было выдвигаться и нам. Сумерки быстро перешли в ночь. Группа активировала ноктовизоры, в пассивном режиме они немного разгоняли темень и давали небольшое преимущество над духами. Те вовсю использовали активный режим подсветки. К тому же в лагере горел костер, его отблески были прекрасно различимы в монокуляр. Двинулись парами, друг за другом, огибая остров с северо-восточной стороны. Лагерь был укреплен грамотно, если бы у нас не было в проводниках такого опытного старожила, то пришлось бы штурмовать остров с одного из опасных направлений. Даже у крупного соединения нет шансов прорваться сквозь оборону, подобную этой. Узкие тропы и пристрелянные сектора крупнокалиберных пулеметов не оставляли штурмующим больших шансов на прорыв без серьезных потерь. А духи тем временем спокойно перегрупируются для прорыва и уйдут врассыпную.
Но, привыкнув к горам, духи в болоте больше доверялись картам, и северо-восток был прикрыт только частично, посредством появления на этом берегу острова патруля из двух человек, по причине его полной безопасности. Моджахеды свято верили, что с этого направления их защищает трясина. Поэтому они сосредоточили оборону на известных подходах. В ту же сторону смотрели и «станкачи», лишь раз в полчаса поворачивая стволы в направлении непроходимого участка трясины.
Тихон перевел нас всех на остров, где группа быстро рассредоточилась и… И тут нас ожидал сюрприз: духи не спали, а праздновали вовсю: я слышал аромат шурпы[47], а из палатки в центре правого ряда слышались старые, но все еще очень популярные песни Заира[48]. Посреди лагеря горел большой костер. Пятеро духов кружились в традиционном пуштунском воинском танце. Со стороны это выглядит очень эффектно: потрясающий оружием воин кружится, подобно дервишу, попутно огибая костер по некоей причудливой траектории. Еще трое сидели на расстеленных возле огня туристских ковриках и хлопали в такт музыке, льющейся из палатки. Только часовые имели угрюмый вид. Это были наши «чехи», которых афганцы за людей не считали и постоянно третировали, вот как сейчас, забрив «младших братьев по вере» в караул.
Маякнув на командной волне тангентой «смотри на меня», я просигналил руками: затаиться и ждать. Обстановка изменилась, условия становились менее приемлемыми для штурма. Следовало подождать, когда духи поедят и утомятся, расслабон они уже чуток поймали. Значит, где-то ближе к часу тридцати все отправятся по койкам. Вот тогда и начнем, а сейчас главное, чтобы не заметили.
От костра потянуло сладковатым дымком – духи свернули по косячку и завели свои заунывные песни. Про подвиги да про тяжелую свою жизнь. Мой словарный запас не особо велик, но знакомые фразы я улавливал без труда. Вдруг один, в дорогом СКАПе, хлопнул в ладоши и сказал, чтобы привели пленников. Ну понятно, сейчас начнется любимое развлечение: будут измываться, потом попинают парня и снасильничают девку. Вариантов у этого не особо приятного зрелища немного. Пленникам ничего хорошего не светило.
Первой была девушка. Стройная, на вид ей было около двадцати пяти. Волосы цвета воронова крыла свалялись и патлами падали на посиневшее от побоев лицо. Руки были стянуты впереди пластиковыми наручниками и слегка опухли, намечался отек. Одета журналистка была в остатки какого-то черного туристского костюма с утеплителем, добротного, но уже рваного. Во многих местах просвечивало голое, в кровоподтеках и ссадинах тело. Глядя в землю, она стояла, чуть покачиваясь (скорее всего, легкое сотрясение мозга), а духи, распаляя себя, тыкали жертву стволами автоматов с примкнутыми штык-ножами. Потом девушку повалили на землю и стали насиловать по очереди. Пленница уже не вырывалась, видимо, шоковое состояние просто не давало ей понять, что происходит.
Смотреть на это было неприятно, но ничего не поделаешь – пока я был бессилен. По командной частоте, голосом, передал новый план действий. Теперь мы с Андроном берем этих джигитов у костра, а Буревестник командует зачисткой. Но пока не найдем груз, шуметь бессмысленно: как ни жаль пленных, но их спасение не является первостепенной задачей, кроме того, неудачливые журналюги сильно избиты и замедлят скорость отхода. Ввяжемся в затяжной бой, израсходуем боекомплект и потом сами подставим задницы духам у костра, только тогда они будут не так нежны: попутно всех пленных нарежут тонкими ломтиками.
Девушку увели, главный дух снова хлопнул в ладоши, и привели парня. Теперь сценарий был иной: по его походке я понял, что жаркого духовского секса он еще не пробовал, хотя его и били, но скорее для острастки. Девушке повезло меньше, что самоочевидно: беззащитная белая женщина может раздразнить любого, что уж говорить о кучке озверевших от сидения на болоте здоровых и диких моджахедов. Мне приходилось видеть, как подобные им насильничали и своих же мусульман, так что различий ни для кого не делалось. Старые законы шариата принимали на войне довольно причудливые формы и толковались, как ни странно это прозвучит, с восточным же лукавством. Воину во время джихада многое прощалось, но право творить насилие над единоверцами они присвоили себе сами, лишь успокаивая ошметки совести.
